Семён Кирсанов - Искания

Один сидит на башне, нелюдим,
считает блестки мчащегося скопа,
он – астроном.
       Он всем необходим,
как врач, с бессонной трубкой телескопа.

Среди все небо исписавших трасс
он вспоминает на седле тренога
от тихий век,
      когда пугала нас
наивная воздушная тревога.

В который раз
     на снимке видит он
за миллионы километров сверху
кишащий метеорами район,
подобный праздничному фейерверку?

А здесь, –
    глаза двух полюсов кругля,
бежит, вздымаясь светом Зодиака,
огромная
     бездомная Земля,
добитая камнями,
       как собака.

Холодный, зимний воздух
   в звездах,

с вечерними горами
   в раме,

с проложенною ближней
   лы́жней,

с негромким отдаленным
   звоном.

Пусть будет этот вечер
   вечен.

Не тронь его раскатом,
   Атом.

Лесом в го́ру,
     налево от ленты шоссе:
лесом заняты Альпы,
         деревьями в снежной красе.

Друг на друга идут,
        опираясь ветвями, они,
озираясь назад
       на вечерней деревни огни.

В гору, в ногу
     с шагающим лесом, я шел,
иногда обгоняя
      уже утомившийся ствол.

В дружной группе деревьев
            и с юной елью вдвоем,
совершающей в гору
         свой ежевечерний подъем.

Мне не нужно ни славы,
          ни права рядить и судить,
только вместе с природой –
            на вечные горы всходить.

Поезд
    с грохотом прошел,
и – ни звука.

С головою в снег ушли
Доломиты.

Нише –
    сводчатый пролет
виадука.

Ниже –
   горною рекой
Дол омытый.

Вечно,
    вечно бы стоять
над деревней,
как далекая сосна
         там,
          на гребне.

Один я иду
    горами
по влажному льду
    и снегу.

Повыше есть
    на граните
повисшие
    водопады

и маленький дом,
    где можно
прижаться вдвоем
    друг к другу.

Пойду я к нему
    тропинкой,
но что одному
    там делать?

Задуматься лишь
    над тишью
заснеженных крыш
    Доббиако.

А двое –
    в долине нижней, –
там рядом легли
        две лы́жни.

Гостиничные окна светятся.
    Метель.
Пластинка радиолы вертится
    для двух.
Метель. Вот налетит и сдвинется
    отель.
Но держится за жизнь гостиница
    всю ночь.

Не крыльями ли машет мельница
    вокруг?
Не может ли и мне метелица
    помочь?
Пустынны в Доббиако улицы –
    метель!
А двое за столом целуются
    всю ночь.

Танцуют лыжники,
          танцуют странно,
танцуют
      в узком холле ресторана,

сосредоточенно,
      с серьезным видом
перед окном
      с высокогорным видом,

танцуют,
    выворачивая ноги,
как ходят вверх,
       взбираясь на отроги,

и ставят грузно
      лыжные ботинки
под резкую мелодию
          пластинки.

Их девушки,
     качаемые румбой,
прижались к свитерам
          из шерсти грубой.

Они на мощных шеях
          повисают,
закрыв глаза,
      как будто их спасают,

как будто в лапах
        медленного танца
им на всю жизнь
        хотелось бы остаться,

но все ж на шаг отходят,
           недотроги,
с лицом
   остерегающим и строгим.

В обтяжку брюки
       на прямых фигурках,
лежат их руки
       на альпийских куртках,

на их лежащие
      у стен рюкзаки
нашиты
   геральдические знаки

Канады, и Тироля, и Давоса…
Танцуют в городке
        среди заносов.