Владимир Маяковский: Стихотворения. Поэмы. Пьесы

Такое широкое и глубокое ощущение Маяковским ленинской темы позволило ему подняться над частностями житейской биографии до широчайших исторических обобщений, дать почувствовать и огромность утраты, понесенной партией и мировым рабочим движением, и бессмертие ленинизма, его неисчерпаемую силу, его преобразующее влияние на всю историю человеческого общества.

В поэме Ленин предстает и как «самый человечный человек», который

и как вождь всех людей труда на планете, носитель бессмертной идеи освобождения человечества от пут капиталистического рабства, и поэтому-то

Поэма «Владимир Ильич Ленин» предопределила дальнейшее направление творческих исканий Маяковского, нашедших свое наиболее полное выражение в написанной через три года октябрьской поэме «Хорошо!».

Маяковский, как никто другой из поэтов, его современников, чувствовал пульс своего времени, энергию устремленности в будущее. Этого он требовал и от других советских поэтов, когда писал полные новаторской энергии строки: «У нас поэт событья берет — опишет вчерашний гул, а надо рваться в завтра, вперед, чтоб брюки трещали в шагу».

Всю свою жизнь в поэзии Маяковский искал, иногда оступаясь на нехоженой целине новаторства, но как поражают новизной его поэтические находки, его поразительные открытия. Он писал о себе: «Говорят — я темой индивидуален». И некоторым кажется, что именно поэтому после смерти Маяковского никого нельзя назвать преемником его поэтического опыта.

Но дело не в том, что «темой индивидуален», а в том, что легко подражать поэтической поступи Маяковского, но трудно продолжать с того места, где он остановился, самостоятельное движение вперед. И при всем этом нет ни одного мало-мальски талантливого советского поэта, который не испытал бы на себе косвенное влияние Маяковского.

Не все эстетические положения Маяковского может принять современный читатель и современный поэт. Иногда Маяковского, смелого поэта-новатора, оттеснял доктринер, не окончательно освободившийся от пережитков футуристического нигилизма. Несмотря на то что такими стихами, как «Юбилейное», во многом опрокинуты взгляды футуристов на классическое наследие, все же и в некоторых заграничных стихах, и в некоторых декларативных стихах, обращенных к современному искусству, нет-нет да и прозвучат старые погудки футуризма, лефовского рассудочного утилитаризма, резко контрастные всему послеоктябрьскому творчеству Маяковского. Новый материал революционной действительности властно устранял из творчества поэта-новатора все, что тяготело к «эксперименту ради эксперимента», и вызывал все большую и большую простоту и ясность словесного и образного инструментария Маяковского.

Сколько было поломано копий в борьбе против «картавого» пушкинского ямба! А разве не торжественная медь ямбов пушкинского «Я памятник себе воздвиг нерукотворный…» звучит в поступи, в музыке гениального завещания потомкам «Во весь голос»?

Но в том-то и величие Маяковского-новатора, что «Во весь голос» насквозь пронизано личностью самого поэта. Традиционная ямбическая тональность преобразована неповторимыми интонациями голоса Маяковского, его лексикой, неповторимым образным строем его стиха. Новаторство Маяковского непрерывно поднималось к вершинам новой классической простоты и ясности.

Незабываемыми останутся в моей памяти эти строки, впервые прочитанные зимой 1930 года перед московскими писателями в тесном зальце литературного клуба на улице Воровского, в том зальце, где несколько месяцев спустя тогдашние слушатели этих стихов стояли в почетном карауле у гроба безвременно ушедшего от нас поэта-трибуна.