Из нас, не знавших бед походных,
Но росших в школе трудных лет,
Из «необученных», но «годных»,
Как воинский гласит билет.
…Высокий, мирный день сияет.
Но он не минул, вечер тот.
Нас память наша подгоняет,
Торопит в грохоте работ.
И где мы некогда проплыли,
Не тихо нынче, не темно.
Там облако рабочей пыли
Над Волгой косо взметено.
Там люди — нет смелей, надежней,
Там экскаватора стрела
Флажок бригады молодежной
Над всею стройкой подняла.
Недаром родина решила,
Что здесь (и так тому и быть!),
Давая миру свет и силу,
Земное солнце будет жить.
И юность наша встала рано,
Умылась волжскою водой.
У рычагов, рулей и кранов
День начала свой трудовой,
Чтоб на земле светлее стало —
В домах, на поле, у станков,
Чтобы война не затемняла
Ничьих на свете берегов!
1951
Дал воде с реглана стечь у входа,
Капюшон с лица откинул зло
И сказал: — Хорошая погода!
Все дороги к черту развезло.
Так сказал, и перед нами разом
Встал водой залитый котлован.
И, следя за яростным рассказом,
Каждый свой участок узнавал.
Катеров сирены там звучали.
И прорабы, сбившиеся с ног,
В провода охрипшие кричали
О размыве спусков и дорог.
— Лесу, щебня! Бревен для настила!
Что? Машины тонут, говорю! —
А вода в любой щели гостила,
Распевая славу сентябрю.
А вода текла по стеклам «МАЗов»,
Размывала путь и вкривь и вкось.
А вода смотреть мешала глазу,
Пробирала холодом насквозь.
А под боком темная качалась
Волга, закипая от дождя,
И на берег молча собиралась
Броситься минуту погодя.
Но рвались машины прямо к цели.
Вперевалку лезли на откос,
Так что комья жирные летели
Из-под задник сдвоенных колес.
За одной другая шла по следу.
А настил шатался, еле жив.
…Было нам уже не до обеда.
Мы молчали, ложки отложив.
Мы молчали, выходная смена,
В галстуках и чистых сапогах,
Думая, как там сквозь грязь и пену
Люди бревна тащат на руках.
Лишь теперь услышали:
по жести
Ливень бьет. А он давно уж бил.
Инженер, принесший эти вести,
Крепкий чай, не раздеваясь, пил.
Бушевала за окном стихия.
И взглянули мы, отставив щи,
На свои совсем еще сухие
И довольно чистые плащи.
«Ну, пора, — подумал каждый, — время!»
Инженер допил свой чай до дна
и, тревожно вглядываясь в темень,
Встал у дребезжавшего окна.
Где-то там ногами грязь месили,
Грунт грузили, толь срывался с крыш.
Он сказал: — Такую хлябь осилив,
Крепче, братцы, на ногах стоишь.
Ну, а раз стоишь еще ты крепко,
Значит не одну пройдешь версту! —
И, на лоб надвинув резко кепку,
Вслед за нами
вышел
в темноту…
1953
«Вся в рубчатых метах сухая земля…»
Вся в рубчатых метах сухая земля —
Здесь «МАЗы» прошли, грохоча и пыля.
Здесь труд комсомольские звезды зажег,
Здесь вехою красный трепещет флажок.
И, фарами грубо врубаясь во тьму,
Все чаще машины подходят к нему.
И в миг кузова оседают у них,
Приняв из ковша тонны глыб земляных.
И с ревом уносится «МАЗ» в темноту,
К отвалу спешит, вымеряя версту.
Дорога его коротка, но трудна —
По рвам, по ухабам ныряет она.
Бросает, трясет, пропадает впотьмах
И пылью горячей хрустит на зубах.
Мечталось когда-то мальчишке в селе
Машины водить по раздольной земле.
Чтоб были просторы глазам широки.
Чтоб были дороги, как жизнь, далеки.
Чтоб сами под шины бежали шурша
И пели степными ветрами в ушах.
А эта дорога совсем не длинна.
Всего на версту размахнулась она.
Но ты у шофера поди расспроси,
Как путь этот малый далек и красив.
Поди разузнай у водителя, друг,
Какие просторы он видит вокруг!
Какие ветра обвевают его —
Он за день тебе не расскажет всего!
Идут самосвалы, гремя и гудя,
Зарницами фар из-за круч восходя.
1951
Скорей под кузов набросали ветви,
И вновь вперед подался грузовик.
И, всею грудью навалясь на ветер,
На радиаторе напрягся «бык».
Читать дальше