Борис Прахов - Не втиснуть жизнь в четыре строчки…

И полон сил и впечатлений свежих,
Забыв про дней безликих череду,
Я шляпки разноцветных сыроежек
В корзинку, словно радугу кладу…

Дорога ниткою льняною
Продета в осени ушко,
И впереди, и за спиною
Течёт тумана молоко.

Люблю печаль просторов русских —
Им нет начала, нет конца,
И писк пичуги трясогузки,
И дрожь тугую в бубенцах,

Телеги скрип и храп кобылы,
И васильковые поля,
Росу, что в августе остыла,
Нам зиму снежную суля,

Прохладу речки без названья,
Где спят под ивой караси
И дождь грибной мне в наказанье —
Ведь я грибов «не накосил»…

Мне б подышать ещё немного
Лесов пресветлою тоской,
Но деревенская дорога
Спешит на встречу с городской…

Я отдаюсь деревне с потрохами.
Сюда, видать, сам Бог меня занёс…
Здесь утро начинается стихами
И музыкой, которая «до слёз»!

И молоком из трёхлитровой банки.
Обед – с краюхи хлеба и ухи,
А вечер – с рюмки водки после баньки,
Чтобы к утру опять испечь стихи.

Слова, как бусины, на строчки
Я нанижу за рядом ряд
И принесу тебе в кулёчке
Закат со стрёкотом цикад.

И журавлиный крик прощальный
В него я тоже положу,
Полночный блеск росы хрустальной,
Звезду, упавшую в межу,

Кленовый лист осенний яркий
И всё, не сказанное в срок…
Но тут рассыпались подарки —
Уж больно хлипким был кулёк…

Ты придёшь посидеть к моим строчкам
прозрачным
Ввечеру, когда сумерки пахнут жасмином,
На скамеечку нашу над прудиком дачным,
Что под дымкою дремлет в закате
карминном…

Только это – мечты, это вряд ли возможно.
Моё сердце тоскует, пронзительно ноя,
И душа так встревожено и безнадёжно
Кобылицей стреноженной рвётся в ночное…

Меня ударило так больно
Твоё пронзительное «нет!».
Я ощутил себя невольно
Пустою пачкой сигарет…

Так сиротливо и натужно
Сквозь вечер сеет летний дождь.
Мне дважды объяснять не нужно,
Что больше ты меня не ждёшь.

За то, что песни наши спеты,
Себе лишь выпало пенять.
И дым последней сигареты
Не в силах боль мою унять.

До фильтра выпитый жестоко
Окурок, как метеорит,
Летит в решетку водостока
С душой, что больше не горит…

Любовь слепую встретил я однажды.
Юна была она и так чиста.
Брёл я «пустынной» жизнью, но от жажды
Она меня спасла… и красота!
В меня влилась живительная сила.
п Ьянея от душевных перемен,
« Спасибо!» ей шепнул, но не спросила
Любовь святая ничего взамен.
Её, слепую, в платьице убогом,
Послал мне Бог тем давним сентябрём.
А попросил Любовь я о немногом —
по жизни быть моим поводырём…

У реки возле брода
На копне я разлягусь,
Где муар небосвода
Чертит звёздами Август,

Где туман осторожно
Мне щекочет дыханье,
Где успеть невозможно
Загадать мне желанье…

Август, дней отсчитав двадцать восемь,
Подарил нам Людмилы рожденье.
Межсезонье – не лето, не осень,
Погрузило меня в рассужденье:

Думал лето к ногам твоим бросить,
Но от лета осталась лишь малость.
Я хотел подарить тебе осень,
Но она на три дня задержалась…

Из стихов своих беловоронья
Подарю тебе несколько строчек.
А ещё подарю межсезонье
И, конечно же, сердца кусочек!

Я дождался благостной поры
И бегу на Подмосковья сотки
Из Москвы, где старые дворы
Полегли под новые «высотки»,

Где всё меньше старых москвичей,
Где всё больше чуждых мне наречий…
Ты, Москва, становишься «ничьей»,
Многолюдней, но бесчеловечней!

Привечаешь «дорогих» гостей,
Ключ им сдав не на полях сражений,
Изгоняя собственных детей —
Москвичей, не знавших сбережений!