Любовь Левитина - Гербарий неисполненных желаний. Сборник стихов

Успокой меня, подружка-сигарета,
мы опять с тобой вдвоём проснулись утром,
чтоб черты лица с любимого портрета
сквозь прозрачный твой дымок увидеть смутно.

Тот, с портрета, иногда сюда приходит
отдохнуть душой… и телом обогреться,
говорит о неминуемом разводе,
но позднее: у жены больное сердце.

Обещает. С каждым словом слушать горше,
голос голову терзает, как напильник.
Я – жилетка, сексуальная партнёрша,
даже крыша иногда и собутыльник.

Так и тянется, не рвётся там, где тонко…

Только, знаешь, без него и воздух спёртый.
За него свою греховную душонку,
не торгуясь, я продам любому чёрту.

Маюсь, каюсь, для любви ищу запрета,
но она не поддаётся почему-то.

Пожалей меня, подружка-сигарета,
мы опять с тобой одни проснулись утром.

Я ненавижу эту женщину
в промокшем драповом пальто
за всё, что было Вам обещано
и что исполнено, за то,
что в жуткий ливень неожиданный
Вы ждали бы и день, и год
с упорством прочности невиданной,
уверенный, что не придёт.
За то, что дождь был добродетелен,
но уходить не захотел
и стал единственным свидетелем
слиянья душ, слиянья тел.

Чернеет небо, тучи хмурятся,
тяжелый ливень встал стеной.
Как жаль, что на размытой улице
всё это было не со мной!
Для Вас – хоть в град, хоть в ад, хоть в пОлымя,
забыть себя, и тёплый дом
сменить на тучи, под которыми
обняться с Вами и с дождём.

Варилось облако-пельмень
в небесном котелке.
Катился жаркий летний день
к закату налегке.
Из крана капала вода,
кипел на кухне чай…

Твой гость, нежданный, как всегда,
войдя, сказал: «Встречай!»

Шуршал поток в соустьях вен,
в углу шуршала мышь.
Казался вечным краткий плен
в кольце железных мышц.

А время, месяц на стекло
приклеив набекрень,
перечеркнуло и смело
один счастливый день.

Из крана капала вода,
в углу затихла мышь…

Твой гость, прощаясь, как всегда,
сказал: «Пока, малыш!»

Любовь, скользнув за окоём
на временный постой
в обнимку с жарким летним днём,
укрылась темнотой.

Мне привиделся твой одинокий костёр,
отражённый в сиянии первой звезды.
У забытой реки, у замёрзшей воды,
там, где воздух остыл, там, где холод остёр.

Расколола я лёд, чтоб воды вскипятить,
но звезда сорвалась, потеряв небеса,
а костёр захлебнулся и стал угасать,
мне осталась лишь малость – кострище почти.

К закипающей медленно талой воде
ты добавил холодной, примерно на треть.

Но зато не грозит мне обжечься, сгореть:
без большого огня не случиться беде.

Твою неправильную пьеску
сведу к логичному концу я.

Для сцены вышью занавеску,
где цапли белые танцуют.
Танцуют чопорно и строго,
освобождая тайну тантры,
и приближаются к порогу
почти закрытого театра.

И я уйду с прямой спиною,
нездешним танцем белой цапли
покончив с ролькою смешною,
что ты мне дал в своём спектакле.

Итак, подписан приговор, и вынесен вердикт:
ты не убийца и не вор,
за что тебя судить?
Так получилось – ты иной, упрёки не спасут.
Я не была тебе женой, и был недолог суд.

Закрыл портал, забыл пароль,
в двери оставил ключ.
Отныне сам себе король, беспечен и колюч.
Не обронил прощальных слов, забыл сказать: «прости».

Иди, свободный птицелов, лови своих жар-птиц.

Дивный танец – вторая страница любви.
Раз, два, три… Де жа вю… Поворот… Се ля ви.

Приникали теснее, щекою к щеке,
По летящему звуку скользя налегке.
Прорастали друг в друга…

А звук замерзал,
Ты меня провожал в затихающий зал,
Где в бокалах вино растворяло зарю,
И шептал мне за что-то: благодарю.