Татьяна Славская - И в зеркале моём, и в зазеркалье… Стихи и проза

Бегу, спешу, куда-то мчусь
и, обманувшись, снова верю…
И, хлопнув дверью вновь, учусь
не хлопать дверью.

Всё, всё – городское, лесное,
небесное и земное —
всё пахнет сегодня весною.
И деревом пахнут опилки,
шампанским – осколок бутылки,
и даже седая старушка
с платочком своим над у шенным
пахнет девчонкою пылкой…

Дребезжала ложечка в стакане
на столе плацкартного вагона
поезда, что шел до Абакана
мимо деревенек и перронов,
мимо женщин и мужчин усталых
с сумками, бездонными, как вечность,
мимо постаментов, мимо свалок,
по пути земному, а не Млечному,
мимо старых и бесцветных стягов,
мимо полустанков и вокзалов,
мимо перелесков и оврагов,
мимо кладбищ и лесоповалов,
мимо крыш, где тонкой струйкой дыма
надвое делились жизнь и небо,
мимо рыбаков, тянувших невод,
мимо барж, причалов… мимо… мимо…
Но, не глядя в дали заоконные,
в поезде, что шёл до Абакана,
на столе плацкартного вагона
дребезжала ложечка в стакане.

Не зови меня больше, не надо,
не зови – или будет беда:
я растаю от первого взгляда,
испарюсь, как под солнцем вода,
воспарю из земного облика,
то ли тучею став, то ли облаком,
поплыву – то ли ввысь, то ли вдаль,
словно доли земной не жаль.
И оттуда, из выси той дальней,
вдруг прольюсь словно дождик печальный…
Ты подставь мне свои ладони —
нет печали светлей и бездонней.

Ни к чему нам ветры странствий,
поиск средств передвиженья, —
я ворвусь в твоё пространство
из пространства отчужденья.
Там глаза мне дорогие
и улыбка дорогая,
даже если там – другие,
даже если там – другая…
Дрогнут наши губы, руки
как тогда, совсем вначале,
словно не было разлуки,
словно не было печали.
Та же синяя безбрежность
высоко над головами…
И немыслимая нежность
вновь возникнет между нами.
Что теперь нам ветры странствий
и диковинные страны —
я сама твоим пространством
стану…

Один… два… три… Один, два, три…
И даже есть четыре,
четыре, как ни посмотри,
угла в любой квартире.
Но если боль, как тетива,
натянутая туго,
и дышится едва-едва,
мы ищем пятый угол.
И если рядом с нами нет
подруги или друга,
в свой самый горестный момент
мы ищем пятый угол.
Наверно, в этом есть резон —
в родных пенатах
меняет угол зренья он,
тот угол пятый :
нам очевидней из него
наличье света
под небом дома своего —
своей планеты.
И потому в момент любой,
когда бывает туго,
ищите свой, ищите – свой,
ищите пятый угол:
в него сорваться, как в обрыв,
и там забыться,
и, угол зренья изменив,
вновь возродиться.
Один… Два… Три… Один, два, три
и даже – все четыре…
Четыре, что ни говори,
четыре, как ни посмотри,
угла в любой квартире.

Не разлюблю Вас, дорогой,
любя другого.
Одна любовь любви другой —
всегда основа.
Всё – продолженье, с прошлым связь,
всё – шанс и опыт…
Настойчиво, не торопясь,
душа всё копит,
заносит всё, что суждено,
в свои скрижали…
И что когда-то – как давно! —
нас обожали
и обожали мы, но вдруг
вошла разлука
и, различив слиянье рук,
разъяла руки,
разъяла губы… И глаза
от боли слепли…
И жизнь – свеченье и гроза! —
вдруг стала слепком,
напоминаньем о былом —
не боле,
безликой тенью, смутным сном,
осколком боли.
Стоп, память, выберись из тьмы,
сверши усилье,
ведь там любили нас… и мы —
о как! – любили.
…Да, всё – продленье, с прошлым связь,
и боль, и свет, всё – опыт,
тот, что душа, не торопясь,
для встречи новой копит.

Стихи мои – мой выплеск, извлеченье
из подсознанья… Тайный мой вердикт…
Стихи мои – моё предвосхищенье
всего, что только брезжит впереди.

Полоска чёрная, полоска белая,
полоски очень и очень разные…
Всевышний знает, что с нами делает,
в миг вдохновения рисуя красками.
И грустно будет нам, и будет весело —
всегда по-разному, как и назначено.
Но в этом, в сущности, суть равновесия:
а по-другому – как, а как – иначе-то?
Полоска чёрная, полоска белая,
полоски очень, ну очень разные…
Всевышний знает, что с нами делает,
в миг вдохновения тасуя краски…