Елена Федорова - Эрнестин (сборник)

Звонок ворвался в их разговор так неожиданно и резко, что Маруся вскочила, Павел Степанович галантно поклонился, указав ей на дверь. Они одновременно проговорили:

– До завтра?! – она – с надеждой, он – с улыбкой.

Это его «до завтра» стало для Маруси подарком судьбы.

Жизнь ее совершенно изменилась после этой короткой встречи. Ей захотелось узнать как можно больше о неизвестных ей людях, с которыми была знакома Маруся Оболенская, жившая в восемнадцатом веке. Ей захотелось увидеть Рим, пройти по пьяцца Барберини, где гуляли Маруся и Поленов. Сходить на кладбище Тестаччо, где похоронили Марусю.

Передольский рассказал ей, что Поленову и Марусе на любовь было отпущено всего четыре месяца. Но это была особенная любовь. Она обрушилась на них водопадом, подарила крылья, пригласила в полет.

– К великому сожалению, полет этот был недолгим, – проговорил со вздохом Передольский. – Маруся заразилась корью от детей Саввы Мамонтова и в несколько дней угасла. Поленов по памяти написал ее портрет, в котором передал особенную душу возлюбленной. Это полотно исчезло бесследно. Зато остался набросок к портрету «Больная», который Поленов сделал, сидя у изголовья умирающей Маруси… – Передольский немного помолчал, вздохнул. – Как краток жизни миг… Кстати, у вас с римской Марусей есть едва уловимое сходство. Хотя, я могу это сходство видеть лишь потому, что хочу его отыскать. Вы верите в бессмертие души, Маруся?

Она пожала плечами. Странное слово «душа» ее насторожило. Передольский это заметил, рассмеялся.

– Я совсем забыл, что вы – дитя прогресса. Вы растете в другое время, в других условиях. Бездуховность с красным знаменем шагает впереди. Но это – не ваша вина, Маруся. Мы все втянуты в чудовищную игру, названную – временем перемен. Наверное, в разрушении вековых святынь есть некий смысл, особый замысел, который мы, непосвященные, не можем понять, – покачал головой. – Все эти перемены меня настораживают. Порой мне кажется, что человечество готовится к вселенскому хаосу. Что земля опутана черной паутиной гигантского паука. Что эта всемирная паутина – ловушка, из которой никто не сможет выбраться. Никто из людей… – вздохнул. – Надеюсь, что я не доживу до глобальных перемен мирового масштаба. С меня довольно тех испытаний, которые выпали на мою долю, – улыбнулся. – Поэтому, моя дорогая Маруся, я стараюсь о плохом не говорить. Давайте с вами всегда говорить о хорошем, только о хорошем. А вы сказки любите? А прогулки?

– Очень…

– Тогда пойдемте завтра в Нескучный сад… Не можете завтра, пойдемте в выходные. Назначьте сами время и дату, Маруся…

Он ждал ее в условленное время. Сидел на лавочке и улыбался. Солнце золотило его белоснежные волосы, поблескивало на стеклах пенсне. Увидев Марусю, он поднялся, протянул ей веточку рябины, сказал:

– Здравствуйте, Маруся. Это вам привет от осени. Вы пунктуальная барышня, это хорошо. Я не люблю необязательных людей. Встречаюсь с ними однажды, а потом безжалостно рву связи. Наверное, поэтому я – одинокий старик, мечтающий уехать в Рим. Хотите поехать со мной?

– Ой, – Маруся прижала ладошку к губам. – Что вы такое придумали, Павел Степанович? Да разве…

– Вы правы, дитя мое, в России лучше, – прервал он ее. – Не будем больше о Риме. У нас кроме него есть много интересных тем. Да, я же вам сказку обещал рассказать. Вам грустную или веселую?

– Расскажите веселую, – попросила Маруся. – День сегодня удивительный. Все располагает к радости: и солнце, и золотая листва, и рябина ваша, и… – она замялась.

Он улыбнулся, снял пенсне, посмотрел Марусе в глаза, сказал с нежностью:

– Признаваться в любви друг другу не будем, договорились. Я вам в дедушки гожусь, поэтому-то вы меня и опекаете, снисходите до меня. Я это ценю. Надеюсь, что мы будем добрыми друзьями, Маруся. Друзь-я-ми.

– Да-да, конечно, – она потупила взор.

– Вот и прекрасно. Давайте присядем, а то на нас подозрительно смотрят некоторые дамы и господа.

Марусе сидеть на скамейке не хотелось, но она не посмела сказать Передольскому об этом. Села, положила рябину на колени, скрестила на груди руки. Павел Степанович сел в пол-оборота чуть поодаль, положил руку на спинку скамьи так, что кончики его пальцев коснулись Марусиной спины. Ток пробежал по всему ее телу, залил румянцем щеки. Она посмотрела на профессора. Он убрал руку, сказал:

– Все хорошо, Маруся, все хорошо, – улыбнулся. – Я рад, что не ошибся в вас. Вы, Маруся Оболенская, барышня особенная. Особенная! Сохраните чистоту своей души. Оставайтесь собой. Пусть римская Маруся для вас примером будет. Я знаю, знаю, что прошу чего-то невыполнимого, но надеюсь, с годами вы все-все поймете и…