Сергей Черсков - Сборник редакторских анонсов литературного портала Изба-читальня. Том первый. Поэзия и песня

Что смеешься опять невесело?
Зря я счастье свое развесила
Разноцветными
Яркими
Флагами…

Ночи белые в Петербурге
Пахнут мякотью тёплой булки.
Можно душу насытить всласть.
В этой крепости, как ни странно,
Умерла Гумилёва Анна
И Ахматова родилась.

Дождь купает деревьев кроны,
Башен шпили, дворцов колонны,
Создавая пейзаж «На дне».
А в каморке, в Фонтанном Доме,
Поседевший пиит в истоме
Всё мечтает о ясном дне.

Гумилевы и Модильяни
Запечатаны в профиль лани.
Только кто же её герой?
Кто оставил висеть в прихожей
Пальтецо и суму из кожи? –
Тот давно уж в земле сырой.

Я тихо живу в городке у большого ручья,
Где годы гитарно бренчат в проводах и трамвае,
А осенью ветер бросается медью на чай
И гамбургский счёт церемоний любви убывает.

Ручей вытекает из озера трёх островков
И ладожно льёт колыбельные сны Прионежья
В чухонский залив корабельных трудов и гудков,
А рядом в садах соловьями разбужена нежность.

В граните и воздухе чувствую пушкинский след,
И запах духов незнакомки щекочется в ноздри,
Я в старости чую эпоху младенческих лет,
А юношу вижу смертельно лежащим на одре.

Казалось, что двойственность делает много проблем,
Их гордиев узел разрубленным будет в дуэли,
Но мой абсолют обживается на корабле,
Сгоняя туманы алхимии в книги Коэльо.

Тоска истекает, как с белого гуся вода,
В которой закаты кровавят восходы мечтаний,
И с каждым рассветом, была, не была ли беда,
Надежда и вера с любовью пускаются в танец.

Огибая мыс Горн
Или Доброй Надежды,
Континенты любви и немыслимых вер,
Принимаю укор
Мудреца и невежды,
Как призыв покорить время огненных сфер.

Я смотрю в небеса,
В их ветра вековые,
У ревущих широт нет насиженных мест.
Тучи в зоне глиссад,
И мечты роковые
Тянут яхту на дно, а меня в Южный Крест.

Словно сорок сорок
Растревожена Морзе,
Стаи точек-тире о спасенье кричат.
Сердце, бедный игрок,
Окровавлено в морсе,
Где буянит испуг в неразумных речах.

О, рычащие днём
И поющие ночью
Голоса парусов, с вами в бездну лететь.
Широту ль подогнём,
Долготу раскурочим,
Но не выпрыгнуть нам из тревожных сетей.

Ровно сто сороков,
А не сорок пророчеств,
Облекают судьбу в многоярусный вой,
В ней и неба раскол,
И стремительный росчерк
По волнению звёзд над моей головой.

Велика ли, мала
Игромания смерти,
Но любой человек жаждет жизни сполна,
А любовь есть хвала
Божества на мольберте,
Где вселенским мазком нависает волна.

О, реквием дождливой непогоды,
Торжественность рождения кончины
На трауре дряхлеющих основ.
Иду во тьму по суше и по водам,
Рублю сады, лущу из них лучины
И освещаю тайну вещих снов.

Моим словам, что выросли из вёсен,
Дано веленьем силы междометий
Комками крика биться по тоске,
Но то биенье воздуха у дёсен
Даёт увидеть пламя в тусклой меди
И золото в обычнейшем песке.

Итог известен в мире повторений,
На череде расколов и смешений –
Ученье свет, но там виднее смог:
Законы жизни в постоянстве трений
И в этом смысл божественных решений,
Которые мой дух познать не смог.

О, реквием в устое совершенства,
Дающий благо для моих успений
И стелющий для тела тёплый мох,
В последний час даруй мне голос женский,
За ним дудука ангельское пенье,
Потом последний во вселенной вздох.

Да, я грущу и, мучимый стихами,
Касаюсь букв, их бурных омовений,
В которых, может быть, лучится Бог.
Желаю то, чтоб мой словесный камень
Упал звездой в распятие забвений
И в тихой крови вылежаться мог.