Александр Беляев - Вторая половина. Стихи

Я стоял, заворожен,
Освещенный в зале тихом,
Словно рампой, с трех сторон
Непридуманным триптихом.

Души полнятся звучаньем
Там где немо море звуков,
Словно дышит за плечами
Темень узких переулков.

Недосказанным и тайным
Перечеркнуто дневное,
Чтоб в мгновенном и случайном
Зрело облако покоя.

Кто-то с желтыми глазами
Полуночных стен изнанкой
Исполняет указанье
Ждать показа звездных знаков.

Снег то колет стекловатой,
То, прильнув к густым потемкам,
Засыпает, сер и матов,
Перехваченный тесемкой.

В это время чьи-то мысли
Растекаются по крышам,
Чьи-то взгляды в шубах лисьих
Сонным маревом колышат.

Не найтись, не потеряться,
Только плыть в зыбучем геле,
Осязая пух объятья
Затухающей метели

Остановленное время…
Запорошенные будни…
Ожиданье сотворенья
Из бесформенного студня.

Раскрыта прошлого тетрадь…
Вы между строк ее читали?
Не горький перечень утрат
Шепчу бескровными устами

Не триумфальный лист побед,
Амурных битв весомый список —
Сознанье нижет лунный свет
На изразцы ажурных плиток.

Шуршит безделицей песка,
Запечатлевшего рисунок
И чертит лики в облаках,
И манит в вечное рассудок.

Там смысл и радостен и нов
Всего, чей облик мимолетен —
Из сна застывших городов,
Когда-т о виденных полотен.

Там штрих, набросок и намек
Стократ значимей монумента…
То – говорок, то – шепоток,
Тропинки вьющаяся лента…

Как будто сотне ручейков
Доверен удивленный разум,
Вручивший трепетную новь
Лишь мне понятному рассказу.

В нотном стане ожиданья
Зреют нотки удивленья,
Словно сполохи звучанья
Расцвели зарей значенья

В звонкой битве тем и линий
Дни цветастые проходят,
И покой усталой стыни
Превращается в коллодий.

Обратились берегами
И означились пределом,
Где высвечивая грани
Плавит солнце сажу с мелом.

В пестрых гаммах обновленья
Что ни миг – регистра смена,
Что ни час – иные звенья,
Что ни день – иная сцена.

Недосказанность сюжета,
Круговерть импровизаций,
В переплавке неприметна
Смена снежных декораций.

Словно климата ошибка
Невозможностью возврата
Обернулась, сделав жидкой
Крепость солнечного марта.

В ночь уходящему взору
Первым пустился вдогонку,
Словно, нащупав опору
Все же сорвался в воронку
Вздоха открывшейся бездны…
В черном бездонном Мальстреме
Снеговращением звездным
Носятся чувства и темы.
Летняя тьма промокашкой
Все ощущенья впитала,
Отяжелилась поклажей
Дальних массивов квартала.
Все, что лениво дремало
Вскинуло легкие крылья,
Вспыхнуло млечным опалом
В струях воздушного ливня.
Словно сознанье уносит
Дальше от бренного тела
В хаосе разноголосиц
Чем-то до странного белым.
Чтоб до конца, без остатка
В пепельной мгле растворится
Где-то рассеяв украдкой
Звонкого утра крупицы.

Когда строка нахлынет откровеньем,
Не мной произнесенным, но моим,
Восстановив утраченные звенья
С планетой именуемой «былым»
И станет полувысказанной болью,
Испытанной когда-то имярек,
А нынче в чем-то и моей судьбою,
Несущей в неизвестность, как ковчег
Мир чьих-то слов, давно ушедших взглядов,
Каких-то улиц, пустырей, квартир,
Всего, что и вдали – и где-то рядом,
Пробел, соединяющий пунктир
В весомое и цельное понятье,
Вдруг чья-то утомленная душа
Вольется в круг моих незримых братьев
Листами отшумевшего шурша.

Друзей все меньше, их сменяют души,
Спорхнувшие с прочитанных страниц
В глаза и сердце, в «говори» и «слушай»
Прощальным зовом перелетных птиц.

И в дне таком без умысла бродить
Среди шуршанья, хруста, влажных всхлипов.
В бокале запотевшем пригубить
Горчинку золотистых сонцеликов,
Соединив пожухлость бурых трав
И глубину органной хладной сини:
Так в естестве осеннего костра
Коктейль дымов и огненной святыни.
Тлен – и бессмертье. Сажа – и кристалл,
Невидимый печали колоколец.
И год не сед, но, видимо, устал,
И день звенит, как будто сердце колет.