Терентiй Травнiкъ - Ромашкин снег

Я жизнь свою, типично-нетипичную,
Вновь опишу в длине одной строки.
Ой, где же ты, девчоночка фабричная?
Не уходи, постой, не уходи…

Ты нужна мне стала очень,
Вот и встал сегодня в восемь,
Да чего ж я все про восемь,
Вот и встал сегодня в пять…
А тебя уже нет рядом,
Да и не было здесь вовсе.
Подожду я до восьми
И пойду тебя искать…

А ты будешь в платье синем,
Да чего ж я говорю,
Только в белом, просто в белом,
Чтобы встретить в нем зарю,
Чтоб тебя я смог заметить
И обнять хотя бы раз,
Чтобы нам с тобой побыть
На рассвете только час…

А на рассвете меня не будет дома,
Я по дороге к солнцу тороплюсь,
На полустанке где-то очень скоро
Ты в белом платье
встретишь мою грусть.

Эх, жизнь моя, типично-нетипичная,
Судьба художника сродни судьбе поэта,
И я срываю листик подорожника,
Чтоб приложить к душе хотя бы летом.

Убаюкай меня,
Дай глоток тишины,
Дай полвздоха покоя
Для усталой души…
А полцарства возьми
Ты в придачу за это,
И коня забирай,
Но оставь мне поэта,
Что позволил к тебе
Мне в стихах обратиться,
На мгновенье перо
Подарив от Жар-птицы…

Я ждал тебя на каждом перекрестке,
Когда мне жизнь включала красный свет.
Я шел сдавать экзамен, как подросток,
Надеявшись на правильный ответ.

Не смог я вызубрить слова
для обольщенья,
Их каждый раз по новой сочинял,
И нотами душевного томленья
Я музыку любви своей писал…

Так, ставя запятые где попало,
Я этим форму чувствам придавал,
И, чтобы нежность в них не иссякала,
Я точку многоточьем заменял.

Я болею тобой, поражен неземной
Лихорадкой души твоей дивной,
И простой красотой обречен на убой,
И пленён поцелуем наивным.

Я чихаю от счастья, смотря на тебя,
Кашель грудь от волненья тревожит.
Не могу без микстуры прожить я и дня,
Той, где запах и вкус твоей кожи.

Я хромаю от скуки, когда тебя нет,
И хандрю при хорошей погоде,
Я дышу, прислонив к носу
старенький плед,
Тот, в который ты кутала ноги.

Я готовлю себе твой любимый салат
Из бананов и апельсинов,
После ванной ношу
твой махровый халат,
И как ты пью глинтвейн с аспирином.

Заболел, а точнее – влюбился,
Промочил свое сердце тобой,
Взял холодной в жару и напился —
Этой чистой воды,
Этой дивной воды
Из твоей глубины неземной.

Я душу тряс, как плед измятый,
И сыпались на лист стихи.
Я рылся там, где каждый пятый
Был мечен – адресом твоим.

Я отсылал тебе до крохи,
Намытый рифмою песок.
И почтальонистая осень
Несла восточность – на восток.

Дул – западный – холодный ветер,
Рвал в клочья парковую тишь.
Казалось, я один на свете,
Но где-то – ты ко мне… – молчишь.

Но где-то есть – твои молчанья.
Я ими – жил, и каждый раз
Вновь выхожу к ним на свиданье
Строкою новою о нас.

Не уходи, постой, не уходи.
Все объясню, ты выслушай меня,
Я не хотел… Останься… Посмотри,
Ведь мы с тобой почти уже семья.

Вот так ошибка о себе кричит,
Как темное пятно на белой блузке.
Как звук клаксона тявкает в пути,
Когда проезд непоправимо узкий.

Так иногда неверный в жизни шаг,
Молясь, зовет – взывает к исправленью,
И было, есть и снова будет так,
Когда встречаются
наперехлёст два мненья.
Любовь поймет,
Любовь простит и примет,
И даст возможность,
чтоб начать всё вновь.
Но также просто и легко отринет
Ее сестра родная – Нелюбовь…

Твою печаль я изгоню стихами,
И ты закончишь аскорбиново молчать
И дуться сквозняками под ногами,
И воровато по ночам ворчать.

Я пропишу тебе пилюли из двустиший,
Пословицы по слову принимать,
А под язык класть шариками либры,
Или, попроще, мелких букв гомеопать.

Твою тоску я вылечу поэмой,
И ты позволишь вслух ее читать —
С горячим чаем, опуская сцены,
Где я пытался о тоске писать.