Феликс Соломоник - Земля обетованная

Убегают, убегают,
Очертания теряют.
След их вот, вот, вот растает – только был и уже нет.

Забывают, забывают
Листья те, что опадают,
А деревья обретают обелисков чёрный цвет.

Это осень. Дождь несносен.
Умерла на небе просинь.
Стало серо и угрюмо, не предвидится просвет.

Может быть, что покаяние
Даст нам силы в ожидании,
Что весна опять вернется, даже к тем, кто уже сед.

Может быть, но есть сомнение
В том, что сможет провидение
Сотворить такое чудо – так не валяйте ж дурака!

Лучше жить пока живётся,
Пока сердце ещё бьётся,
Не каясь в том, в чём грешен. Разве есть кто без греха?

Синий вечер. В ночь луна.
Утро ясно и румяно.
Всё ещё в объятии сна:
Муха спит на дне стакана,

На шкафу мурлычет кот.
Снится рыжему сметана
И звучит ночной аккорд —
Храп хозяина с дивана.

Бедолага не дошёл
Этой ночью до кровати,
Зацепив ногою стол,
Он упал совсем некстати.

Слава Богу, что диван
Принял рухнувшее тело.
То счастливый жребий дан,
Провидение пожалело?

Но всё ярче утра свет
И ночные гаснут звуки.
Фон иной, другой сюжет
И другие бяки-буки.

Дворник – первый лиходей,
Об асфальт скребёт лопатой.
Ну не жаль ему людей,
Видно скудная зарплата.

Скулы сводит скрежет тот.
Здесь проснётся даже мёртвый.
В злобе перекошен рот,
Посылающий всё к чёрту.

Тут раздался в унисон
Грохот мусорного бака,
Завизжал где-то клаксон
И затявкала собака,

Грузовик прогрохотал,
Ложка звякнула в стакане,
Пробудившись, город встал.
С добрым утром, горожане!

Всё так внезапно происходит,
Так неожиданно, так вдруг
И изменяются в природе
И цвет, и вкус, и даже звук.

Сперва, как данность принимаешь,
Как неизбежность или рок
И с легкой грустью провожаешь
Всё, что уходит за порог.

Со временем чувство потери
Становится ещё острей.
За уходящим закрыть двери
Всё тяжелей и тяжелей.

Вот сам ты подошёл к порогу
И кто махнёт тебе рукой
В твою последнюю дорогу,
Кто дверь закроет за тобой?

Меня с детства туда посылали.
Я не с бухты-барахты решил:
Пора ехать в те самые дали,
Не надеясь на помощь ветрил.

От привычных и с детства знакомых
Улиц питерских и площадей
Я уехал из отчего дома
Только лишь потому, что еврей.

Чтобы там обрести понемножку
Ровный пульс и отраду души
И смотреть, как хлебные крошки
Без попрёков клюют воробьи.

Черти все зелёные
Надо ж повылазили!
И откуда оные,
По какой оказии?

Всё в глазах двоится —
Раз, два, три… семнадцать.
С горя бы напиться,
Наливайте, братцы!

Тех, кто в моей памяти,
Словно сельди в бочке,
Вы со мной помяните
И на этом точка.

В услужении смерти
Сутки – небо в клетку.
Помогите, черти,
Встать на табуретку.

А петля качается —
Даже здесь непруха.
Надо бы покаяться,
Но не хватает духа.

Это от отчаяния,
Но, а если честно,
Даже с покаянием
Лишь в аду мне место.

Жить нет боле моченьки,
Терпежу не стало.
Дни мои и ноченьки,
Меня всё достало!

В петлю сунуть голову
Помогите, черти,
Сирому и вдовому,
Жаждущему смерти.

Где нет сомнения, там нет и компромисса.
Где компромисс, там мудрые умы.
Там, разделяя угол, биссектриса
Не обостряет прочие углы.

Там не дойдёт до драки и сражения,
Невинных жертв там не прольётся кровь.
Там к старикам относятся с почтением
И не пустое слово там любовь.

Однако это место на планете
Без точной широты и долготы.
Но может быть однажды на рассвете
Узрите вы те самые черты.

Возможно всё и невозможно тоже.
Мыслей и чувств без меры глубина.
Найти и потерять то, что всего дороже —
Такая жизнь, такие времена.