Мария Аввакумова - Стихи Марии

Но это ещё не охота!
Она вот сейчас и пойдёт,
когда посредине болота
Ириша моя запоёт,

Ириша моя закурлычет –
ну что там твои журавли! –
без пропусков и без кавычек
болотные песни свои.

И больше такого полёта
нигде не подсмотрите вы…
Не диво ли? Живы болота
под боком у самой Москвы!

Кто это там, среди могил,
во тьме неодолимой
звериным голосом завыл
о матушке родимой?

Кто вспомнил милости её,
половички простые?
Оплакал детство кто своё
среди болот России?

Кто жил, гуляка и босяк,
среди Москвы холёной
да и пропал незнамо как –
от рук своей гулёны?

Кто этот жалкий… этот бред…
всегда для всех неправый?

– Не сумасшедший. А Поэт.
В пяти шагах от славы.

Хвойный и ольховый,
свежий, сквозняковый
лес какой-то лисий,
просветленный весь.
Это дивный мастер,
это Дионисий
красками святыми
поработал здесь.

Яблонька сухая
на холме плечистом.
Жизнь бесповоротна.
Но витает дух!
Всадник одинокий
скачет в поле чистом…
Конник ли небесный?
Колька ли пастух?

Как просто не заметить, что возлюблен
стыдливой незатейливой душой.
Как просто думать, что невзрачный угол –
большой и светлый, и до смерти твой.
Как просто примоститься посерёдке
таких же полуголых королей;
молиться водке, ездить в отпуск к тётке
и похваляться, кто кого… голей.

Нет проще, Небо, этой простоты.
Так почему же нищей этой дани
ты не протянешь всем в широкой длани?
Так грубо почему с иными шутишь ты?

Не просто им стоять в гремучем хоре.
Не просто – просто слушать и кивать.
Не просто в счастье и не просто в горе,
и сыновей не просто наковать.
…Подумай только – экие уроды!
Какой с них прок – зачем таких пасти?
По случаю сияющей погоды
прости ты, Небо, их и упрости!

Какое-то другое тесто…
с примесом дикости и чуда.
Ему в лоханке общей тесно.
Оно чуть что – ползет оттуда.

Оно выламывает крышку
иль даже стенку у лоханки
и на свободе гордо дышит
на все возможности дыхалки.

Потом его сгребут и шмякнут,
сомнут под брань домохозяйки.
Но это после ребра крякнут,
и натуго закрутят гайки.

В хорошем тесте – страсть побега.
В хорошем тесте – дух свободы.
Такому тесту час победы
вынашивает ночь невзгоды.
…
Какое-то другое тесто,
с оттенком лихости и чуда.
Ему в лоханке общей тесно.
Ползи, ползи, дружок, оттуда!

Деревенские старухи
собралися по грибы.
Думы думали – надумали
меня с собою взять.
Слушать веньгалу устали
и решили-таки взять.

Деревенские старухи
быстро в тёмный бор бегут.
Бьют корзины по корявым
узловатым их ногам.
Мне, девчонке, не угнаться –
быстро так они бегут.

Вот рассыпались по лесу
Полька, Манька и Олёна.
Только крики оглашенных,
что на мху они сейчас.
Голоса, как у девчонок,
и глаза, как у девчонок.
Точно ведьмы пролетают,
только верески трещат.

Боровые посшибали.
Прогибаются корзины.
Возле нежно-жёлтой лужи
примостились на обед.
Дружно узелки умяли,
отряхнулись, покрестились;
и ещё версты четыре предстояло.
На погост.

На погосте, что над старой,
ох и тёмною водою
и деревней кривопятой
по фамильи Сухой Нос, –
и всего креста четыре,
серебристых и трухлявых.
Там, под этими крестами,
наши памяти лежат.

Тихо стонут сосны сверху,
Тоже старые творенья.
Тихо ветерок базарит.
Тихо дятел шебаршит.
Тихо земляника вянет
над опавшею могилой…
Тихо. Медленно. Степенно.
Торопиться ни к чему.

Деревенские старухи,
несдавучие старухи
Полька, Манька и Олёна
на могилки прилегли.
Тихо. Тихо.
…Пристань Ти́хонь.

Два дня на поезде, чтоб в холод
ввалиться с горем пополам…
Какой на юге зверский голод
по нашим сереньким дождям,
по их настырному стучанью
в подсиненные вечера…
Какое нежное скучанье
о том, что прокляла вчера.