Павел Алешин: Россыпи звёзд. Стихи и переводы

Зима, дыхание моё, какая нежность!
Белые поцелуи зимы – твои-от-тебя – заворожили воздух и неисчислимы,
неисчислимы как звёзды, заворожившие небо.
Соберём – каждую: будем сбиваться со счёта – не страшно.
Каждую, слышишь? – руками
Мы соберём и твоим-от-тебя поцелуем и словом моим обессмертим.

Дыхание моё, какая снежность!
Белизной, этой, – твоей-от-тебя – переполнен теперь я навеки, здесь-и-сейчас.
Здесь-и-сейчас в поцелуе твоём-от-тебя и в слове моём мы – навеки.
Слышишь, звёзды как смотрят на нас?

Аллилуйя этому небу,
аллилуйя этому снегу.

Он идёт,
о печалях, о счастье о нашем не зная.
Он идет, милосердный,
белый-белый, с серого неба.

Оттого ли, что небо со снегом,
оттого ли что серое с белым,
я дышу, и дыханье моё —
часть меня, несказанная, – рядом
рядом—навеки со мной?

Аллилуйя этому небу,
аллилуйя этому снегу.

От мрака к свету и от ночи к дню
идут снега, и я их жизнь храню.
Идут, любые (без конца, без края
снега), ни ада нашего, ни рая
не зная и не думая о том,
что мир кому-то – путь, кому-то – дом.
Идут снега, сияют в небе звёзды
(ах, звёзды, всех снегов бессмертных гнёзда!)
и я их жизнь храню, в моих словах —
их белизна, как и в твоих руках,
дыхание моё, – дыханье звёзд,
и каждый вздох, и каждый выдох – мост,
соединяющий сердцебиенья
и белизны, и нежности виденья.

Я видел рассвет – твое обнажённое тело.
Я видел рассвет. В руках моих – солнце живое.
И воздух молчал. Все зимние звёзды молчали.
И только любовь, одна, тишиной золотела.

Я слушал её – она золотела тобою.
Я слушал её. А руки твои засверкали.

Я видел закат – твою обнажённую душу.
Я видел закат. В руках моих солнце живое.
И в небо, наверх, все зимние звёзды упали.
А я сохраню, а я тишину не нарушу.

Воздуха. Воздуха. Воздуха.
Нечем дышать!
Звёзды бросают белые копья лучей.
Не увернуться. Не выпустить вожжи.
Свето-носные,
смерто-носные,
пронзают, пронзают, пронзают!
Сердце истерзано ими.
Не увернуться, не выпустить вожжи.
А мысли и чувства – огненногривые кони —
несутся! Не выпустить вожжи,
не увернуться.
Холодно.
Холод кромешный кругом.
и сердце – шар раскалённый —
разогнать его может, лишь разорвавшись,
взорвавшись.
Павший,
в небе я или на дне?
Эридан, Эридан подо мною, внизу.
Эридан надо мною,
надо мною янтарные слёзы сестёр.

В высь! В вышину, в тишину, в за-небесье!
Там,
там с деревьев плодами срываются песни,
чтобы на землю упасть.

Отец! Я только хотел дотянуться до них!
Я только хотел, чтобы свет их, как твой, мог для всех просиять!
Вот в руках моих гроздья их!

Молния в сердце.

Падаю – падают вместе со мной.
Падаю – расцветают они облаками.
Падаю – я не вижу их больше, кто гроздья теперь подберёт?
Падаю,
падаю,
падаю.

Здесь…
лишь янтарные слёзы сестёр.

Осень, Кассандра. Неизбежный рассвет зимы.
Вот они, солнца осколки – рассыпаны средь травы.
Ты говорила об этом, ты знала об этом с весны,
но свет твоих слов не расслышали из-за тьмы.
Мы, твои браться и сёстры, такие же все, как ты.
Все мы – здесь-и-сейчас, но такими другим не нужны:
после смерти сбываемся вечно, как твои вещие сны.
Я ещё здесь-и-сейчас, в осени: звуками руки полны.
Ты же, Кассандра, скажи, у какой пробудилась весны?

Нет, не герои поэты, и сил не имеют
сверхчеловеческих: сверхчеловечен их труд,
и потому за поэзию жизнь отдают,
все отдают, потому что без сил они смеют

медленно, словно
вслушиваясь, как лозой прорастает из почвы безмолвия слово,
сердца настраивать тонкие струны,

нежно, любовно,
чтобы потом напряжением чуткого слуха рождение новой
в небе звезды ощущать накануне,

чтобы, когда все вокруг и жестоко, и грубо —
око за око, за зуб обязательно зуб —
грубость отвергнуть и с трепетом любящих губ
всех целовать словом в души, как будто бы в губы.