Наталья Бондаренко: Икона под названьем «Мама». Коллективный сборник стихов

А дворничихе Катьке бы напомнила,
Как защищала дуру поутру,
Когда ее – в халате, да с половником —
Гонял сожитель пьяный по двору…

Савельевне на ушко нашептала бы
Про старый и навек зависший долг,
И Ларке бы припомнила все жалобы…
Припомнить можно…
Только есть ли толк?

Завидуют, кряхтят, вороны дряхлые,
Что мужики отрядами к ней прут…
Как были неумытыми неряхами,
Так дурами набитыми помрут…

Уже окно открыла, скрипнув рамою,
Послать бы на три буквы, наконец!
Остановилась.
Вспомнила, как с ранами
Вернулась с фронта – тень, а не жилец…

Как всем подъездом бабы с нею нянчились —
Отмыли, отогрели, заплели…
Дежурили, когда спала калачиком,
И вытащили молча из петли…

Делились всем, когда болела бронхами,
Несли калину, сахар, свитера…
Рыдали всей гурьбой над похоронками,
А в ночь победы пили до утра…

Одной лишь Люське повезло как будто бы —
Вернулся муж – с медалями, живой,
С трофейными кастрюлями и блюдами
И с новенькой красавицей-женой…

Предателя прогнали с самозванкою,
Швырнув вдогонку рыжий чемодан…
А Люську отпоили валерьянкою
И сто частушек спели под баян…

Вот так и жили вдоль чугунной лестницы —
Когда веселье, а когда недуг…
И пусть они отъявленные сплетницы,
Но где ей лучших отыскать подруг?

Сидят, как клуши, кутаясь под окнами, —
Прохладно на излёте сентября…
Рукой махнула, форточку захлопнула:
«Да ладно…
Что уж…
Пусть поговорят…»

Горчит полынь в степи нехоженой,
И пыль горячая столбом…
А холм еще неогороженный,
Портрет под треснувшим стеклом….

Скупа улыбка, напряжение —
Фотограф школьный поспешил…
Две тыщи пятый год рождения —
Еще не жил… Совсем не жил….

Безвольно пали руки-веточки,
Застыли в воздухе слова…
Не верит мать: «Послушай, деточка,
Проснись… Пора уже… Вставай…»

Горчит полынь в степи нехоженой
И пыль горячая столбом…
А холм, еще не огороженный,
Нелепым смотрится горбом…

Не на земле горбом – на совести…
Как наказанье, как упрек
За неоконченные повести,
За рано прерванный урок…

За неприкаянное творчество,
За незабитый кем-то гол…
За тот осколок неразборчивый,
За этот неостывший холм —

Никто не будет непокаранным…
А мать все шепчет: «Ты поспи…»,
Но третий день собака старая
Скулит и воет на цепи…

Горчит полынь в степи нехоженой,
И пыль горячая столбом…
Друзья, родные, как положено,
Сидят за траурным столом….

Все как обычно в детской комнате —
Портфель, застелена кровать…
Который час – ей только вспомнить бы:
«Проснись сынок… Пора вставать…»

Ведь завтра в школу – все уж сложено:
Дневник, учебники, альбом…
Горчит полынь в степи встревоженной,
И ангел в небе голубом…

На опушке соснового леса,
Где обитель отвёл мне господь,
Ты оставил меня, как отрезал
От буханки засохший ломоть…

Из-за тучи я хмуро смотрела,
Как от бренных грехов отмолив,
Бездыханное женское тело
Опускали в грудину земли…

Перекрестком послушные руки,
Словно воск на холсте голубом,
А лицо – незнакомой старухи
С безупречно разглаженным лбом…

Распылив аромат фимиама,
Мерно тикал кадило-маяк…
И сомкнулся прессованный мрамор —
Это стены и крыша моя…

Без окна, без лазейки, без двЕри,
Без источников света, тепла —
А зачем они?
Ты ведь поверил,
Согласился, что я умерла…

Ты оплакал чужую старуху
На погосте у старой сосны…
Только жизнь – это гонка по кругу.
Я приду ещё.
В мысли и сны…

Молодая и дерзкая слишком,
Золотая – в меду – голова…
Я вернусь, если ты усомнишься —
Если только поверишь:
Жива!

На опушке соснового леса
Ждёт душа свою новую плоть…
Было б тесто другого замеса,
Чтоб не сох раньше срока ломоть…

Билет забронирован. Куплен закрытый купальник.
Открытый уже не годится по ряду причин —
Не важно каких. Слава Богу, не самых печальных…
Хотя осознание всё же немножко горчит…