***
Путешествуй по дальним окраинам, по островам,
отправляйся в Японию, если влюблен в Восток,
в Новой Зеландии найди свой дальний приют,
созерцай океан, в четырехбалльных трясись,
крымским блэкаутом от вёсен отгородись,
особенно от арабской весны.
Как бы ни был близок тебе восток,
под боком и через
Эвксинский Понт,
забудь в этой близости восточный кейф,
кальянясь в кофейнях Стамбула вдруг
вспомни, если друг-муэдзин призовет
с минарета на вне
очередной намаз,
знай, что мусульманская улица
не сдержит накал арабской весны.
Сегодня здесь выпорот, завтра будет казнен
турецкой армии высший свет, вспомни совет:
держись от тиранов подальше, лучше беги,
от марионеточного блеска глаз,
здесь не простят тебе чужие долги,
а если твой голос пошел с торгов,
ты приобрел тени врагов,
теперь ваши тени не различить,
сегодня ты с ними куришь кальян,
сегодня ты в них влюблен,
беги пока длится восточный сон,
по островам Греции, спаси тебя Понт.
Мусульманская улица
тасует маски:
серые волки русским туристам
кивают по-братски,
ваххабиты с преемниками Ататюрка
стоят в обнимку,
лицедействуя честно,
чествуя от всего сердца
Эрдогана.
Турецкие полковники
в узком кругу на бетонном полу
на коленях, утратив свое,
сутками созерцают Лицо,
одно на всех,
Эрдогана.
На лекциях на глазах студентов
профессоров берут за шиворот,
выбрасывают на
мусульманскую улицу
без выходного пособия.
Не оттого ли печальны их лица
на фоне карнавальных улыбок?
Так складывается потихоньку
в турецком калейдоскопе
мозаичное лицо
марионеточного диктатора
Эрдогана.
20 лик Мая – Я.
Лицом, распахнутым в лето,
расхристанной маем речью,
глоссами, тропами, течь ей
хоралами междометий
из междуречья, из млечья,
дабы облечь в обличье
возгласом майского дня:
Я
Застонут сизифовы птицы,
распавшись не клином высоких,
зовущих курлыканьем,
криком осеннего ястреба,
лики, как льдинки, бросая в ладони,
талой водой на страницы
книги, в которой лица
распахнуты в льдистое лето,
или в летейские воды.
Сижу и слушаю истории Геродота,
И думаю, не послать ли к Пифии в Дельфы
Узнать, не перенести ли прах Ореста
Из тех мест, где его искали жители Спарты,
В места, где воздвигла святилище
Ифигения в Тавриде,
Дабы пришло, наконец, Лето.
Умей правильно растолковать оракул,
Дабы не пришло Цунами вместо Лето.
Июнь в Тавриде.
Таврозавры гуляют среди роз заката.
А Понт гостеприимно отдается
Всем гражданам Керкинитиды,
Как и тому две тысячи пятьсот.
***
Кости с Деметрой бросать
в мире подземном в эпоху Саиса,
египетский царь, Диониса
ты позабавил слегка.
Дорогая, дар твой священный храню,
да хранят меня спутники-волки.
Гор – гондольер Ра —
трубен джаз иерихонских горн,
город гонга Ра Москв,
уРаГанг в щепы небосвод.
Распяты, скрючены
иерихонью урагана
не кресты церкв-смокв,
вековые лапы отщепенцев,
расхристанных в щепах,
великомучеников-дерев.
Сетью истлевших в иссолье русл
След страсти иссохших уст,
Травостой свистящих по ветру – в плеть,
Ты мой кабокл, сухой дрожью степь,
Дробью свистящих птиц в смерть,
Сухою страстью с тобой тлеть,
Свистящей змеей вязь плесть
Сетью истлевших в иссолье уст
След страсти иссохших русл.
Осенью текут реки речью,
воркующей с охряными листьями,
речью старинных наречий,
пишутся охрой на листьях,
так легко прочесть их
в узорах, разводах и пятнах.
Осенью междуречье являет лик пограничья:
котиками между листьев,
жаворонками между строчек,
сновидящих рассветами лета.
Пограничье являет синичек
и птиц Афродиты,
что плещутся в лужах
между осенних листьев,
как в арабесках строчек,
являя за кадром точки,
что развернутся формой
историй и путешествий
по временам, городам и весям,
по островам, перекрестком деревьев и неба,
по облакам многоточий…
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу