Алексей Козлов - Наших дней дилижансы

И там, где пониманье красоты
Иное, их молчание не душит, —
Где мудрости единственной черты
Достаточно для кисточки и туши,
И рисовой бумажной простоты.

На шпилях, что видны на вёрсты,
Надгробьях, видных с высоты,
Кресты меняются на звёзды,
Те – на кресты,

Что безразлично смерти – птице,
Предпочитающей глаза.
Вкусны на жертвах, на убийцах,
Казнённых за

Убийство. Не глазеть на девок
Солдатам дома – три дыры
От клюва, и сквозная где-то,
А рот закрыт.

Та птица голода не знает,
Забот о завтрашнем, она,
Слепя и слепотой питаясь,
Гнездится в нас.

Погон ли, эполет, петлица,
Звезда ли, крест – едино есть
Парящей полуночной птице
Созвездья «Крест».

Сети сохнут, берег приодев,
Виноградник лозы солнцу отдал.
На верёвках – причиндалы дев,
В сеточку чулочки и колготки.

Всё для ловли – рыбы и мужчин
С рыбьими навыкате глазами,
Света как причины всех причин —
И вина, и купленных лобзаний.

Озеро не привлекает шлюх.
Я бреду по берегу и бреднем
Мысли одинокие ловлю.
А во фляге солнцем плещет бренди.

Ветер тащит волны умирать,
Раздувая парусами лодки
Движители жизненных отрад —
Виноградник, сети и колготки.

Строка творит всё меньше зла —
Ей в жертву реже режут кроны,
Всё меньше белый лист – палач
Листу зелёному. Зелёный

Трепещет, впитывая свет,
Страница – вздох, а листья – выдох,
И возвращают голове
Возможность вдоха, выход, вывод

Из поглощённого ли, из
Перелопаченного с болью.
Разнится их метаболизм,
А суть служения – нисколько.

Простите строкам от руки,
Деревья, давшие тетради,
Стропила, срубы и стихи,
Служите вместе, Бога ради.

Укройтесь трубкой, телефоны,
Подзаряжайтесь до утра,
iPhone’ы с яблоком-иконкой,
Не отвечайте номерам,

Сирен умрите децибелы —
Любовник ночи в тишине
Несёт листы букетoм белым,
Что станут чем-то (или нет).

Она его, как почва – влагу,
Ждала и дождалась нутром —
В постели в лепестках бумаги
Скрипит усердное перо.

Они в объятиях заспорят
О ценности дневных шагов.
Приревновав к денному вздору,
Она напомнит, что любовь —

И ночь, и крест нерукотворный,
И мука с воскрешеньем в ней
Со словом точным и бесспорным,
Как крик сирены об огне.

Мой пёс уснул, не встанет никогда.
Свой хвост согнул последней запятою,
За ней – пробел заснеженного льда
Как пустоты понятие простое.

Сам опущу в ту захолодь земли,
Откуда всe, и всё куда вернётся,
И обопрусь на мысли-костыли
О том, что мы в живых, пока не в мёртвых.

Порой друзья рождаются, потом
Канают в своры, в петли и в запои,
То тысячи вернее псов, а то —
Кусая подло, одного не стоят.

Утишим боль, а шерсть сметёт метла,
И пыль покроет фото пеленою,
В нём нет уже собачьего тепла,
Грей хоть на сердце, хоть в микроволновой.

Мы погибнем, когда расстреляем обоймы,
Исчерпав все загашники моря и суши,
Сократив поголовье в бессмысленных бойнях,
Нечистотами землю загадив, как душу.

И подведшее вид, неудачное homo
Генетически вымрет, питаясь подножно,
А великое sapience к новому дому
Воспарит, отряхнув прокажённую кожу.

Мы себя создавали из глины и, в князи
Выходя, выжимая по капле холопство,
Всё равно оставались рабами и грязью —
Под копытами хлюпать, под розгами хлопать.

От рисунков до сказочных замков на скалах,
От пещер и землянок к бетону и стали,
И от челюсти к лазеру – резать металлы,
Но не резать единоутробных не стали.

Не по водам уйдём – по отравленным рифам,
По песчаному дну, что иссохнет, как горло, —
Ахиллесы земли, полукровки, гибриды,
Не скоты и не боги, а то и другое.

«Не дурак – научусь», —
Прошепчу и задую свечу.
Как под осень грачу,
Будут сниться границы и мили.
Воротник у плаща
Подниму, отрезая: «Прощай!»
За спиной не печаль —
Два крыла ощущу, но мои ли?