Алексей Козлов - Наших дней дилижансы

Здесь и времени счёт – до полудня и после – такой,
Что запутаться новоприбывшему очень легко,
А у даты в меню будет супом (на первое) месяц,
День рожденья (второе) – котлетой с горчинкой «Клико».

Здесь сюжетом для прозы с поэзией редко – война,
Чьим исходом-победой, где б ни была совершена,
Не гордятся. Поэтому принявший новую гордость
Будет эхом забытых понятий отвергнут – «Не наш!»

Здесь кукушку не спросят о главном – осталось ли чуть.
Эта правда жестокая вписана долгом врачу.
Если тот ошибётся, а может, ответит пространно,
За ущерб от надежды пойдёт под топор палачу.

Здесь единая мера успеха – как твёрдая гать
По болоту надежд, самомнений, где вязнет нога.
Если ты так умён, почему – как церковная крыса?
Но не спросит никто, почему не Эйнштейн, раз богат.

Этот мир, что распахнут для всех и признавший меня,
Там, откуда я родом, увы, никогда не понять —
Он враждебен по сути прагматике, логике, мерам,
И не важно, где в дате котлета заложена дня.

1.

Тебе – полтинник, а я всё старюсь,
И мой будильник пока мне в ухо
(Для звуков тару) бутылки звуком,
Допитой в полночь, не крикнул: «Время!»
И я старею.

2.

В один и тот же и день, и месяц
Родиться, позже отчалить ночью,
Меняя место, с отходом точным,
Как скорый поезд Варшава—Гамбург,
Вперёд ногами.

3.

Мозги раскинув, раскинем карты.
У вас – калина, в Техасе – кактус.
Посередине – стихи для встречи
По-человечьи. Удачный прикуп.
Ну, как не выпить?!

4.

Ты пьёшь нектары, а я покуда
Бурбон свой старый, и мне, верблюду,
К тебе дорога в игле закрыта,
Но дятлом в ритме готовит место
И мне стамеска.

Вам, с чемоданом, где порядок
Был скомкан сменами белья,
Где Библия с одной закладкой,
Что делит Книгу Бытия

На жизнь в дерьме, недели в трюме
И счастье – как полуподвал
С одной единственной кастрюлей,
Где суп давно не ночевал,

Вам, прибывающим на остров* —
Чистилище, где вонь и хлор,
И сквозь слезу, как линзу, остов
Свободы видится в упор,

Вам, с рюкзаками на закорках
Через таможни жернова
Аэропорта в новом Йорке
Прошедшим тело продавать

Таксистом или тротуарно —
Чужие вакся башмаки,
Чтоб душу сохранить и тварью
Не стать с лобзанием руки —

Поклон нижайший.
Вы на суше,
Что есть ковчег десяткам вер,
Одной мечте, что греет души.
Она из дерева гофер.

Ты обезволишь, как припадок,
В который раз – не умирать,
Уложишь просто на лопатки,
Сиделкой будешь до утра,

И белозубой негритянкой,
Блестящей по́том и зрачком,
Споёшь о чём-то африканском
И распрощаешься пото́м.

Когда придёшь последней ночью
Прощальным вдохом на земле,
То обязательно захочешь
Последний раз меня развлечь —

Не резюме по беглой съёмке,
А медленным, по буквам слов,
Воспоминанием о том, что
Скороговоркою прошло —

Все книги, что прочёл (построчно),
Моей судьбы черновики,
Рожденье сына, после – дочки,
Мои сомнения, стихи,

С косноязычием сраженья
До истощения, утра,
Всех мною побеждённых женщин,
И тех, которым проиграл,

Врагов объятия – нежданно,
Как зло изменчивых друзей,
Все города и рестораны,
Где тратил сотни, оборзев,

И то, что даже не запомнил,
И что хотел забыть как сюр —
Всё-всё, вернётся разом в полночь
Документально, без купюр.

И не рапидом истекая,
А длясь, как долгое кино,
Но что прокрутится, мелькая,
Как жизнь – в мгновение одно.

Опять, оскалясь шрифтом, катастрофа
Полощeтся на простынях газет,
А не стихов новорождённых строфы,
Взорвавшихся в небесной бирюзе.

Сердца, вчера растерзанные взрывом,
Числом не ранят те, что на земле,
А их владельцы у отдела «Рыба»
Читают новость, стоя за филе.