Алексей Козлов - Наших дней дилижансы

Не упрекаю в том, что не бежит
От дровосека или от пожара —
Таким родился. Есть и смысл, пожалуй,
Превосходить устойчивостью жадность
И жить, пускай теряя рубежи.

Кто выбрал наименьшее из зол,
Тот выбрал зло. А выбор леса – прочерк.
Переживёт бензопилу для про́сек,
Поэтов преждевременную проседь,
Любя и осень, и скупой подзол.

Крадётся кошка чёрная, а свет
Потушен в чёрной комнате обычно.
Уверен – есть или уверен – нет,
А кошке вера в кошку безразлична.

И бродит, не зависима от нас,
Ловить её бессмысленно и пошло,
Но если темень будешь вспоминать,
То значит, в ней присутствовала кошка.

Есть резделительная, стало быть —
«Нельзя по встречной».
Нет в правилах движенья «Не убий!»
Прямою речью.

Навстречу те, кто не на встречу – за
Своим в дороге.
Лети себе и не слепи глаза,
Крылом не трогай.

Бывает, что дороги единят,
Бывает – делят.
И мало безопасности ремня
Приходу к цели.

Все правила – и «Ладам», и «Пежо»,
Но не для стали.
Увиделось, что это хорошо,
Но так не стало.

«Не лги», «Не сотвори» и «Будь смирен»,
И «STOP» в завете,
Но снова – лобовое, вой сирен
И смерть в кювете.

Точка, где, слетев на ультразвук,
Аист появляется с «визиткой»,
Там, где вне старания и мук
В первый раз от двери засквозило —

Ею ли гордиться и в себя
Навсегда координаты вправить
И носить, по плоскости скользя,
По иным названиям и травам?

Матери печальная рука,
Что лупила редко, но за дело,
И каштан у дома в облаках,
Кашель умирающего деда —

В родинку уложатся, а стих
Только время передаст, согрея.
Хорошо, что можно унести
Родинку и родину как время.

Господь, любое чувство отними,
Оставив то, что я неполноценен.
Пусть друг мне не протянет пятерни,
Когда скажу, что я уже у цели.

Отсутствием лекарства накажи
Меня, Господь, когда я заболею
Недугом полноценности, a жизнь…
Скажу, что понял старым дуралеем.

Не допусти, забей мне глиной рот,
Когда вскричу, что есть на всё ответы,
Что правдой есть, а что – наоборот,
Что есть любовь, а что – слова на ветер.

Оставь мне голод и гони с трибун.
Не доведи до лозунгов в падучей.
Не допусти, чтоб нижнюю губу
Выпячивал, как идиотский дуче.

И тот народ, поэт, который сам
Корону для величия нацепит,
Презрев неполноценности бальзам,
Неполноценен.

У гамбургера круглые черты,
И в тех чертах, наверно, колдовство —
Он круглыми способен делать рты
И животы, и мысли, и волхвом
Углы любого рода округлять.
Он властелин желудков и колец.
Он – туз червей, сильнее короля
Георга. Он – начало и конец,
В цепи от пробуждения до сна.

За стойкой – я и сотрапезник Билл,
А может, Джон. Законный ланч у нас.
У гамбургера функция судьбы,
Настолько неизбежен мне вопрос,
Что Билл задаст, свой бутер надкусив:
Мой личный на игру в бейсбол прогноз.
Я вспоминаю из последних сил
Команду города, где был рождён
Мой Билл, а я, приехавший потом,
Ассимиляцию познал дождём
Названий блюд, произносимых ртом
Как обороты вежливости о
Бейсболе и игре температур.
Когда мой Билл поймёт, что ничего
Толкового бейсбольного во рту,
Он спросит, соболезнуя, меня,
Откуда я приехал мудаком.
А объяснить, что в Киеве родня,
Без карты мира будет нелегко.

И мы пока молчим. Я ем салат,
А Билл – свой бутер. С кетчупом, без зла.
Никто из нас ни в чём не виноват.
И это очень скрашивает ланч.

1.

Овладевшим лишь перьями
Без крыла не увидеть свой стих
Над землёю и временем
Открывающим высь для других.
А иным не захочется
Получить горсть свинцовую влёт,
И тогда о немом одиночестве
Их строка пропоёт.

Оперению пёстрому,
Но не крыльев в размахе, а рук
Над высокими соснами
Нe поднять, нe держать на ветру.
Перемалывать мельницам,
Как всегда, урожаи плевел.
И опять эта жизнь не изменится,
Если всё – в трын-траве.