Владимир Столбов - Метель на кухне. Стихи и песни

…всего-то полчаса ходьбы.
Хоть бы заплакать.
Pret-a-porte, заплата на заплате —
готово к сносу:
ты или не быть.
Я жалость
под исподнее упрятал,
и мой побег – ошибка:
я бежал,
но в сторону тебя —
на грудь еще одна дурацкая нашивка —
оказалось,
что я спасал любовь,
свой нимб рогатый мукою губя —
бежав тебя, не избежал судьбы —
и не бежал, а шел —
дрожит губа…

…что поскорей попробуй умереть.
попробуй раствориться.
Без помех
люби свой милый мимолетный грех.
веди за повод
статных жеребцов,
пока они считают, что ведут
тебя в кино, в кафе.
Но эта помесь
гордыни с жалостью коверкает лицо
твое. Теряется эффект
охоты и коверкается совесть,
…и потому не думай обо мне —
мне надоело с липкостью бессонной
быть в твоих мыслях —
и надежды бред
пускай меж нами
в пустоте повиснет.
И так смешна твоя забава – смерть…

…и без них нам не вычерпать горя.
Как не вычертить график
осторожной и чуткой вины
(подожди с «да ты гонишь!»)
в нашем мелком (трехмерном?) пространстве.
В пересчете на граммы
для усталой и гнутой спины
(я зациклен на непостоянстве)
тысяч семьдесят —
если есть раны,
то пять тысяч уходит на кровь,
остальное – на кости и ливер, —
каждой нотой любви
заколочен в серебряный гроб.
Этих нот не усилит ресивер,
но без них трудно слушать не споря…

… – какого ангела?
Останься при своих.
Я слишком долго
ждал тебя – такую.
Пакет осколков
в дар прими. Тоскуешь?
А на гримасе жизни – светлый лик…
Get out – надежде, вере и любви,
другим путям – одни и те же грабли.
И то ли восприятие ослабло,
а то ли просто страсти за… ли.
Куда как скушно. Брить. Стелить. Кровать.
Бояться стоит только нас самих.
Ведь лучше – тихо жить.
Зевать.
А опохмел при пьянке на троих…

…в отчаянье?
Я чувствую себя блондинкой
и боюсь,
что так оно и есть – дурной союз
разлуки и сарказма
подернут дымкой —
или же дымком мечтанья,
– снова бес воскрес,
и ум за разум
прячется, и страшно
улыбиться – уж лучше дураком,
ничтожеством в степях Гипербореи,
но не с тобой же…
Штопаным райком
(райкомовским матрасом)
не заманиться бы, шепча «о боже» —
знать, что мы сгорели,
и что, опять в огонь?
Огонь, вода – один х…й.
Одна нам честь и пропасть —
как не впасть…

Приближается осень. И круглый год
Эта близость лишает меня покоя.
В золотом молчаньи – условный код.
Тишина – это способ понять, такое
что есть «Стоп!» в пути, и зачем дышать,
Если нет тепла и горшки разбились,
И не нужно слушать слепых мышат.
Важно помнить. Память и есть стабильность.

Оголённое небо теряет стыд,
Приводя своей наготой в возбуждение.
Тело лет, как всякий плохой артист,
За истерики требует кучи денег,
То бишь суток, в поисках лучших доль
Навсегда из памяти излетевших.
Тем, что череп не весь седой,
Ум мне с гордостью душу тешит.

Седина – с патентом зимы на цвет —
Это тоже осень. Бессилье спектра
В том, что жизнь и луч состоят в родстве:
Есть начало, но нет конца. А в пекле,
Что за белым светом, не нужно лиц —
Серость миру обычно не зря дороже —
Вслед за солнцем двигаются нули,
Да и память вязнет всегда в хорошем.

Хоть есть лето, сотни других вещей,
Чтоб порхать, не думая в настоящем,
Миг-сквозняк выносит в дверную щель
Все игрушки. И – забывает ящик.
Яви нет, а лишь беспокойный сон,
И бессонница лучше всех доказательств
Нам оставит меньшее из двух зол:
Осень дней – без памяти. Чтоб не знать их.

…и как остановиться? В этой гонке
вдоль частокола стрелок часовых
нет финиша. Стакан настойки горькой —
рябиновой, похоже, – я привык
пить на ночь из окна. Осенний допинг
лишь слабо греет мне сетчатку глаз,
а дальше – холод… и озноб… и в доме
нет пятого – уютного – угла…

Не хватает мелочи.
Глупый блюз.
Осторожно, милая —
жёлтый дом.
Крутишь хвостик, белочка?
Это плюс.
Быстро годы минули.
Це – облом.
Что ж ты ждёшь под кустиком,
куцый хвост?
Не меня ль, козявочка?
Жизнь отдай,
если давит груз икон.
В зубы – гвоздь.
Пусть плюют друзья в очки:
«You must die!»
От… ись, хорошая.
Воду слей.
Поживу пока один.
Что с того?
Ты, пожалуй, брошена.
What is «late»?
Must go on that show, dear.
Must go on.