Владимир Столбов - Метель на кухне. Стихи и песни

За чётом – нечет. Цифры в грязных стопках.
Стакан твоей недопитой судьбы.
Я был отмечен горстью томных вздохов,
Но совесть скоро стала на дыбы —

И я утерян. Громкий шепот пульса
Мне пулями насквозь прошьёт виски.
Мой вальс так верен темпу ритм-энд-блюза,
Что я опять – к себе. Взамен чужой тоски.

За уставшим перроном – пустой причал.
Провожают не ветры платочком-пылью.
Уходил. Возвращался. Остыл вокзал.
За спиной – о тебе так мечтавшие крылья.

Я вернусь. Через месяц, а может, век.
Или год. Или день. Исследуй воздух
Взглядом окон горящих, ведь первый снег
Может выпасть всегда, засыпая прогнозы.

Ты не верь им. Обида – плохой пророк.
Возвращаются реки – и слёзы – в небо.
Уходя – ухожу. Возвращаюсь – в срок.
Возвращаюсь туда, где с тобой ещё не был.

Голод не утолялся.
Старый забор уж сломан.
Старые звёзды злятся.
Город всегда спокоен.

Город вскрывает вены
Этой зиме и стуже.
По тротуару – к стенам.
По обещанью – нужен.

Нужен голодным стёклам.
Нужен подвалу дома.
Перебираю чётки.
Это давно знакомо.

Это давно сломалось.
Это грозится старость.
Смелости не осталось.
Это моя усталость.

Это моя горбушка
вкусного вечно неба.
Я не устану слушать
И оживу – нелепо.

И стану жить когда-то,
И стану петь кому-то…
Только дождусь заката —
И побегут минуты.

Отрава коротких гудков.
Зеро. Одиночество в кубе.
Не стало коротких гудков
И провода, жгущего губы.

И злоба находит волной
На лоб, и молчат километры
Будильником-сном надо мной.
Подушке оставив ответы

И слёзы – клепсидре, ложусь
На лживые хвойные ветки,
В надежде на утро. Но жуть
Как ночь, наплывает на веки.

Снова ночь зацепилась за плетень.
Мне невмочь засыпать под этот вой,
И за то, что осыпалась сирень,
Отвечать мне придётся головой.

Горечь сцен – и просцениум берёз
Освещён красной лампочкой табу.
– Всё не так? – расплывается вопрос, —
И ответ льётся струйкою по лбу.

Снова ночь. Не уйти от духоты.
Эшафот – доказательство побед.
И вины. Ведь осыпались цветы.
Только как рассказать мне всё тебе?..

Необузданным словом (тем меньше кстати)
Анафему легче шептать кровати,
Простыням, усталости, поту тела,
Говорить с укоризной: «Сама хотела»,
Отводить свой взор от дыры пространства,
Не умея глазами сказать: «Останься»,
Хоть в толпе исчезают родные лица.
Всё ж зима – это лучше чем шорох листьев,
Потому что чище. И ближе к Богу.
И не нужно уже выбирать дорогу,
Потому что хватит и тропки узкой.
И не нужно друзьям объяснять по-русски
То, что в Англии СПИД – это значит «быстро»,
Там «Good morning» с утра не звучит как выстрел,
Да и вещи проще. К примеру, Темза.
Или имя «Чарльз». Чтоб не цыкал цензор,
Королеву-мать поминать не стану,
Ибо только лишь «…aut nihil». Старым
Всё же как-то проще с землёй прощаться.
Небо тянет ввысь, как орла. Отчасти
Так же рвётся к жизни губами, кожей
Твоё тело, что жизни создать не может.

…И некуда от холода уйти —
Промозглый ветер, пошутив, оставит
Тебе один окурок. От пути
Увидишь только фильтр. Закроешь ставни

Усталых глаз, питавшихся лишь тьмой.
Ты вспомнишь голос – провод, цепь, верёвку —
Нет, – петлю! – и комок уйдёт тайком,
Оставив двух влюблённых и неловких

Среди аукционных номеров:
«Чем больше не поймёшь, тем экономней».
Вы в лихорадке прятали любовь,
Как овдовевший Лот в пустом Содоме

Пытался спрятать соль (хотя её
И пролито, и выпито немало).
Незрячая Ассоль своё бельё
Атласно-алое искала у причала

И всё звала тебя: «Mon prince! Mon cher ami!
Я истоптала валяные туфли,
Всю сотню пар!» – а ты, прижав дверьми
Записку, что ты не наследник Тутти,

Давно ушёл. Вновь поезд, вновь вокзал,
И снова ты ошибся с опозданьем —
И спал на верхней полке, и дрожал,
Узнав свои трамвайные желанья