Владимир Ноговицын - Самолётик бумажный любви

Большой подоконник
С цветами герани.
Им там полыхается,
В окнах, пунцово.
Как будто они —
Очертание, грани
И раннего чувства,
И позднего слова.

Хоть эти цветы
Лишь до времени живы,
На той пребывая
Из дерева полке.
Вот-вот и возникнут
Азарта порывы,
Горячечность,
Смелых движений
Восторги!

Что грезится
О не всегда исполнимых,
О разных хотеньях,
Болящих, как раны?
Им хочется быть,
Оказаться в любимых,
В объятиях тех
Сокровенных, желанных…

Им хочется впредь,
Чтобы всё расцветало
От слова «Люблю» —
Распрекрасного слова.

Им хочется таять,
Как снега завалы.
Им хочется петь,
Как весна – ручейково.

Алеются щёки
На фонах зелёных.
От взоров не скроешь
Такую нескромность:
Сердец их,
Друг к другу сейчас
Устремлённость
И грёз безрассудство
Счастливых влюблённых.

Заметно оно —
Не обманешь природу! —
Всё то нахождение
В чувственной власти…
И я, лишь Тебе
Не давая проходу,
Сто раз умирал бы
От пламенной страсти.

Сто раз уходил бы —
Сто раз возвращался,
Живей становясь
От общенья с Тобою.
И тысячи раз,
Миллион! —
Восхищался:
И тою, и этой,
И этой, и тою…

Все те перемены —
Сплошные приметы,
где осень, где лето,
где вёсны и зимы.
Я был бы дыханьем
Твоим обогретым,
Хорошей и нежной,
Необходимой!

Влечение это
Навряд ли
Оставишь,
И мы от него
Уже разум теряем.
И странности все
Раскрываются настежь,
Как окна
В апреле
И в солнечном мае.

Чтоб хлынула
В комнаты
Резкая свежесть;
Чтоб были мы
Ближе,
И были едины.
Чтоб брали с ладони
Созревшую нежность,
Как ягоды сорванной,
Спелой малины.

И чтобы они
То сочились, то мякли,
И сладостно липли,
И липли, и липли
К рукам…
И мы в этом
Извечном спектакле
Не делали вид,
Что друг к другу
Привыкли.

…А чьи-то ещё
Не решаются судьбы,
Мечты не сбываются,
Словно переча.
И жадно пока
Не целованы губы,
Не тянутся
Цветом герани
Навстречу.

Ты
Приготовила вновь
Приворотные зелья,
Травы земные смешав
С поднебесной травою.
Думать не думал,
А всё же представить
Посмел я,
Что приколдован
На вечные веки Тобою.

Ты
Там чего-то опять —
На меня! – нагадала.
Шёпот похож был
На шорохи веточных рвений.

Так хорошо мне, признаться,
И сладостно стало,
Словно от рук Твоих
Смелых прикосновений.

Ты
Была рядом.
И сердце от радости билось.
Звуки сменялись,
И ноты смеялись при этом.
И – полегчало.
Всплакнулось.
Затем загрустилось:
Осень настала,
По всем очевидным
Приметам.

Не умоляла меня,
Ни о чём не просила…
Я же упреков не ждал,
И не ждал укорота.

…Не удержала она,
Приворотная сила,
Стоило только
Однажды ступить
За ворота.

Чувствуешь,
как за окном
апрель,
апрель
распоясался
и обнаглел теперь.
Теперь.

И оттого в тёмной
такой ночи
вновь по карнизу
настойчиво – в такт —
стучит.

И повторяется
Снова.
И день-деньской
в нём растворяется
всё,
что звалось тоской.
Каждого зова
издалека.
Каждого слова,
быстрого,
как река.

И получается,
лишний
ненастный раз
слёзы срываются
свыше
с апрельских глаз.

Сколько же можно:
неделю назад
и досель
неосторожно
в жизнях людей
– апрель!

Видно, ему
не хватает
музычных дней,
утренних мает
ламповых огней.
Всех без разбора
автомобильных дорог…
И телефона
не оживает
звонок!
И не останется
скраденной
темень уже —
стонущей ссадиной
где-то в болящей душе.
Как занавеску,
не отодвинет её
– сильно и дерзко —
воспоминанье Твоё.

Что в расписании?
Надо ли ждать
перерыв?
У расставания
– грустный
весенний
разлив.

Слыша апрель,
от красивой Тебя
отстранюсь.
– Что ж, не жалей,
но к Тебе
никогда не вернусь.