Олег Дыбцин: Босиком по осколкам войны… Cтихи

Вновь отхаркал с ущелья свинцом,
Гулким эхом прострел автомата.
Утыкаясь в песок лицом,
К перевалу проходят ребята.

Боль и кровь на Афганских горах,
Затяжной бой за лживую правду,
Со слезами песок в глазах
Смерть призревшие взять в награду.

Ну, а, где-то идут дожди,
Вечер в Нижнем, а может в Рязани.
Знай же, Родина, помни и жди
Сыновей своих в Афганистане.

Тех, кто долг выполняя свой
Был в последний путь оцинкован,
Возвращался к земле Родной,
К Матерям седым к юным вдовам!

Кто без вести пропал в горах
Или казни в плену был предан,
Помни, Родина о сыновьях,
Кто тебя не продал, не предал!

Помни, как о своих живых,
И калеченых той войною.
Знай и помни твои Сыны
Не остались в долгу пред тобою!

На Чеченской выжженной земле,
Где война прошла без всяких правил,
У подхода ночью к Ханкале
Я себя на век душой оставил.

Сука память… нервом под ребро
Боль и стон… в свои раненье ноги…
На х@я мне это «серебро»?
Я оставил там от части многих..

На х@я мне память, как жетон?
Я живу, а сердце не остынет…
В голове опять чугунный звон…
Пофамильно в Стелле взвод мой выбит…

Я ору, я плачу – «Ну зачем?!!!
Лучше б сдох тогда я на растяжке!!!»
Чем попасть в ужасно долгий плен,
Памяти своей, больной и тяжкой…

Не залечит, не сотрет с мозгов —
Время мне на век слова и лица…
Я «ровняюсь» вновь на пацанов,
Третий тост… опять душа слезится.

В подземном переходе, где не раз,
Я подавал бездомным и убогим.
Тайком за них в душе перекрестясь,
Я узнавал в лицо не всех, но многих.

И с краю где – то, к выходу почти,
Сидел в коляске молодой мужчина.
Накрывши пледом стареньким культИ,
Он под гитару пел хиты из «Сплина».

Недели две наверное назад,
Он появился в этом переходе.
Кто ты такой безногий музыкант,
Не маргинал по внешости же вроде…

И как – то раз, с работы торопясь,
Домой бежал я вновь через «подземку»,
Тут в душу мне знакомая мелодия впилась,
С его гитары… и поплыли стенки…

И рухнул на пол свод и свет погас
В моих глазах от тихого припева.
Как будто «жахнул» рядышком фугас,
Осколками пронзив грудину слева.

Я обернулся в пол – плеча назад,
Как истукан на месте одном замер
И прочитал в его слепых глазах:
«Салам, Бача! Споем же с пацанами…»

Я вспоминаю, как прижмешь было порой
К груди письмо не частое из дома,
И тихнет сразу ветер за горой,
И рвется память в край где все знакомо.

Гляжу в смешной рисунок детский я —
Мать от сестренки весточку вложила.
Кому – то это так, одна мазня,
А для меня – от Ангелочка сила!

И где-то там сжимается внутри
Вдруг сразу сердце в мощную пружину,
Шепчу я сам себе: «Слезу сотри!
Ведь ты солдат, ты воин, ты мужчина!»

Как одиночный выстрел: «На броню!»
Звучит приказ и завелись моторы.
Ну, вот и первый снег накрыл Чечню
И тяжелее задышали горы.

И учащенно пульс стучит в виски.
Во взгляде ротного искрой блеснула злоба.
«Все… Понеслась… Ну, с Богом, мужики!
Загоним «носорогов» вновь в утробу!»

Взгляну на Мамин почерк еще раз,
Рисунку улыбнусь – он самый лучший.
Отцовский вспомню из письма наказ,
В «нагрудный» «Ф-ку» положив» на всякий случай».

«Войну начинают старики, а молодые
сражаются и умирают.»

Запеклась на «песочке» кровь,
Губы лопнули от жары —
Ты с запасом из двух рожков,
Принимал от войны «дары».

Передышка в недобрый час.
Врагом выбран коварный план,
Коридор «чехам» у «Плеча»
Нужен чтоб провести караван.

Пять минут тишина висит,
Пять минут, что бы осознать —
Бой не равный с последних сил,
Роте здесь предстоит принять…

Тишину позывной «Гюрза»
Оборвал словно ножом нить:
«Старлей, слушай, закрой глаза,
Мы пройдем, а ты будешь жить,