Валерий Рогожин: Нельзя стихи не вспоминать. Стихи

И песней пробило трех крепких амбалов,
Плакали двое бомжей возле входа…
Слезу утирала хозяйка журналов
И около сотни иного народа!
Дека дрожала и гриф напрягался,
Струны звенели, желая исхода,
Звук из подземки на улицу рвался,
Стремясь позабыть тесноту перехода

Девушка пела, гитара рыдала.
Штормы лупили сквозь песню по стенам…
Брызги летели, но было все мало,
И душу та песня давила коленом!..

Почему никак не сложится
Эта мутная судьба?
Только дразнит, корчит рожицы,
Да глумится голытьба,
Как от камушка случайного,
По воде идут круги,
Пусть нарочно, пусть нечаянно,
Все встаю не с той ноги…

Почему разлука светится
Мне далеким огоньком?
И бреду, как в гололедицу,
Я по льдышкам босиком…
Убежать бы за околицу
От жары и от пурги…
Тот грешит, а этот молится,
Я ж встаю не с той ноги

Почему такая гнусная
Мне погода задалась?
Почему дорога грустная
Тянет все в болото в грязь?
И ни тучки, солнце яркое,
Да не вижу я ни зги!
И плетусь, хромая, шаркая,
Встав опять не с той ноги.

Почему опять кукожится,
Знать больна моя судьба?
И душа шуршит и ежится,
И не в радость уж гульба…
Жахнуть, что ли горькой чарочку,
Облизнулись, чтоб враги?
Но случилася помарочка:
Встал опять не с той ноги!

Почему никак не сложится
Эта мутная судьба?
Только дразнит, корчит рожицы,
Да глумится голытьба,
Как от камушка случайного
По воде идут круги,
Пусть нарочно, пусть нечаянно
Все встаю не с той ноги…

а за окном погода колобродит,
и круговерть сменяет карусель…
То снег идет, когда никто не ходит,
а то не снег, а жиденький кисель.

Окно завешу, занят я сегодня,
дел накопилось – разбирать три дня…
все потому, что в праздник новогодний
почти что месяц пьянка, суетня…

сугробы навалило на дороге.
сломаешь все, коль выйдешь со двора,
как видно прошлогодние пороки
родили снег и выросла гора!

завален стол: записки, бланки, пресса.
на лампе пыль, карандаши в пыли.
поможет здесь лишь чашечка экспрессо,
«Pall Mall», Camus, ну, и альбом Дали…

холодный ветер злобно завывает,
туман какой-то серо-голубой,
а под окном рябинка изнывает,
иссечена несущейся крупой…

нас разделяет стекол дребезг малый,
зимы пять метров и пустая мысль:
вот как бы сделать, чтобы время встало,
оно бежит – уходит наша жизнь…

мелодия кружила и смеялась,
мелодия вертела и вела,
то прилипала к телу, как смола,
то паузой внезапно обрывалась.

взлетала вверх, и висла в небеси,
и рассыпалась клиньями стаккато,
внезапно превращаясь в марш солдата,
о, Господи, помилуй и спаси!

а он творил, внимал и улыбался…
и руки он в локтях не разгибал,
как будто бы кого-то соблазнял
иль заманить кого-то собирался,

так согнутой рукой то вверх, то вниз,
а кисть руки живет при том отдельно.
рожает, умирает неподдельно,
верша то суд, то взбалмошный каприз.

и музыка, как женщина в экстазе
уже его, ему принадлежит,
последней клеткой жаждет и дрожит,
а он творец, он весь в иконостасе.

и медленно мелодия падет,
и медленно и тихо все сникает,
и звуки в инструменты все стекают,
и он закончил, он сейчас уйдет…

никто не понял, музыка звучала,
все в музыке, еще она звучит…
и вид его небрежно нарочит…
он душу жег здесь с самого начала!

он музыку творил своей душой!..
снимает фрак, берет свои перчатки,
он в вечности оставил отпечатки,
и он устал, он так спешит домой!

январь кончается, и странно как-то:
не хлюпает, не тает, не течет…
но к вечеру опять болит плечо,
погода вновь изменится де факто.

де юре все же просто снегопад,
и может снегопадом обойдется,
хотя вверху кому-то там неймется,
теперь не климат, а сплошной разврат!

декабрь без снега был, земля чернела
в проплешинах, как будто псориаз…
любой снежок всех приводил в экстаз,
иззябшее укрыв земное тело,