Валерий Рогожин - На реке Мологе в деревне Избищи…

друг друга мы с тобой касаемся
снежинками, а может душами,
и жизни наши в миг кончаются,
электролампами потухшими.

коль снега нет – его мы вымыслим!
и он снует и бьет боками,
зажатый правдою и вымыслом,
как будто бы двумя врагами…

он суетится в талой бытности,
в чужой уже нагретой сути,
зачем-то нужный в этой былости,
и осужден, и неподсуден…

и неуклюжий в желтой вечности,
снег тает не упавши долу
и пропадает в бесконечности,
как звук сгоревшей магнитолы…

и звук пропавший и квадратный,
как карп в реке плывет бродячий,
невыпавший и невозвратный,
хоть призрачный, но все ж ходячий…

друг друга мы с тобой касаемся
снежинками, а может душами,
и жизнь тогда у нас кончается,
как будто мир весь в миг разрушили!

вдруг совершенно невзначай
напомнили мне ароматы
душистый марокканский чай
и в нем три лепесточка мяты…

и океанскую волну,
искавшую меня когда-то,
мою ушедшую вину,
мои вернувшиеся даты…

а чайки! небо в облаках
и небо – это мысль о хлебе,
растеряных туристов – ах!
хотел бы жить я в этом небе!

воспоминания живут
с надеждой навсегда остаться,
они когда-то приплывут,
чтобы уже не расставаться.

вдруг совершенно невзначай
напомнили мне ароматы
душистый марокканский чай
и в нем три лепесточка мяты…

декабрь торопится, бежит,
как будто кто-то догоняет,
наперерез ему ныряет,
а он свободой дорожит!

ему б немедленно уйти,
а он к вопросам жизни-смерти…
что будут говорить – не верьте,
здесь нет побочного пути!

и он бежит, сбивая шаг,
невольно же сдвигаясь в лето,
в сиянье солнечного света,
где сам был юн и бос, и наг…

и мнится рост подспудных сил,
и возвышение над миром!
стремленье общим стать кумиром
на фоне шарканья бахил…

она же весь декабрь ворчит:
то гололед, то снег и тучи…
ей кажется, морозец лучше,
чем коль капель везде бренчит…

а он по-прежнему бежит,
а кто-то вправду догоняет,
под локоть вдруг к нему ныряет,
а он волнуется, дрожит…

вы хотели правды жизни только…
вы хотели правды жизни просто,
мне хотелось правды правды чуть…
может потому, что сам я чудь,
корешком пришитый к норд-норд-осту…
вот и тянет в водь, и в чудь, и в веси,
чтобы этой правды видеть суть…
я готов любой проделать путь,
растеряв и гордости и спеси…

вам хотелось правды, но от жизни!
я не знаю, где ту жизнь найти,
чтоб по правде в жизни мне идти,
чтобы правду знать в своей отчизне!
чтоб про жиз'нь правду где-то слышать,
хоть на баррикадах, хоть в ТиВи,
да чтоб честно, а не за рубли —
сам придумай – сам распространи!

а тишина была зеленой,
немножко тусклою и серой,
шуршала старою газетой,
была всей местности под стать!
и не была она гулёной,
все проверяла своей мерой,
и к нам явилась, так как лето,
и было нужно где-то спать…

она подсела, все молчали,
покушать дали – стала кушать,
скучали все – она скучала,
запели – стала подпевать,
похолодало – села ближе,
не стало туч – считала звезды,
под утро вроде б задремала,
с рассветом встали все – ушла!

никто не видел, как явилась,
и незаметно так исчезла,
была, рюкзак свой поправляла,
а после раз! – и нет ее!
поудивлялись, обсудили,
поговорили и забыли…
а больше и не вспоминали,
кто юн – живет без тишины!