Павел Егоров - Зеленое пятно окна

вот и промчалось
короткое, странное лето,
грустно стучат по асфальту
дождей кастаньеты,
эй, моё маленькое солнышко,
где ты?

небо задёрнуто
шторкою туч без просвета,
снова твержу,
хотя знаю — не будет ответа,
эй, моё маленькое солнышко,
где ты?

выйдешь на улицу,
капли за шиворот… ой,
влагой пропитано всё,
даже воздух сырой,
в город вползает
неспешный, ноябрьский рассвет,

кроме тебя ничего в этом мире и нет.

смотришь, не видя,
куда-то в осеннюю тьму,
мысли бегут,
возвращаясь всегда к одному —
как так случилось,
сам чёрт не отыщет ответ,

кроме тебя ничего в этом мире и нет.

будем жить с тобой в провинции у моря,
там, где лето длится долго, долго, вечно…
тёплым вечером в какой-нибудь таверне,
из которой отовсюду видно море,
будем пить вино, смотреть как чей-то глупый
пёс кидается на волны с громким лаем.

будем жить с тобой в провинции у моря.

падает, кружится снег,
ах, как тебе к лицу
свадебный белый наряд.

наблюдаешь со стороны,
соглядатай,
за жизнью других людей,
все чего-то хотят,
чего-то добиваются — власти, денег, славы.
судьба то возносит кого-то вверх,
то низвергает вниз,
только вот где верх, а где низ?.. —
непонятно,
тебе же ничего от жизни не надо,
ничего не надо,
ничего…
эх… трудно себя обмануть.

ты не пишешь,
да я не в обиде,
жизнь эта
как барабан
гремит где-то там,
а здесь…

ты не пишешь,
не пишешь,
и так тихо,
как будто нет никого,
нет ничего…
ты есть.

понятие «я»
включает в себя и небольшую речку,
вода в которой, настоенная на мхах,
имеет коричневатый оттенок.

всё остальное, можно сказать,
не так важно.

зелёное пятно окна,
распахнутого в лето,
в соломенной, старинной шляпе мальчик,
он ничего не делает, он смотрит
как бабочка летает…
кто сказал, что будущего нет?.. —
вот же оно.

странное слово «отава»
всплывает из памяти,
помнишь?..
нет, не больным орлом,
но явственно видно,
как зелена,
зелена,
зелена отава, как поле
после трудов отдыхает.

далёкие холмы на горизонте,
что тысчи лет притягивали взоры
бесчисленных (ах, боже) поколений
людей и птиц,
строители дороги
сровняли,
и теперь восходит солнце
из-за синеющей вдали полоски леса.

ну, не скажи, это не так,
мы стали,
«мы стали фонарями», их не стало,
но лепестки цветов жасмина,
помнишь,
тебе на юбку падали,
хотя
тогда ты вряд ли что-то замечала.

всё возможно, если очень хотеть —
сказала девочка-лютик,
правда, произнесла она это
с какой-то едва уловимой грустью.
я не стал доказывать обратное,
переубеждать её — зачем?..
блажен, кто верует.

девушки в платьях бордовых
нам застилают постели,
белые, белые простыни
в воздух взлетают метелью.

странное действие длится,
только вот где? — непонятно,
то ли это Санкт-Мориц,
то ли заштатная Вятка.

но, что мы живы, мы живы,
точно и неоспоримо —
девушки в платьях бордовых
перед глазами так зримо.

загадаешь, если будет
по приходу солнце… серый
зимний день, дорога лесом,
не дорога, а тропа.

загадаешь и забудешь,
шаг за шагом — сосны, ели,
вот уже видны и дачи
городищенские… ах!..

солнце…

танковым тягачом
прокатился по мне апрель,
превратив меня в тонкую сверкающюю пластинку,
издающюю при каждом дуновении ветра
один и тот же звук,
напоминающий начало известной мелодии
«Vom Winde beweint» Гия Канчели.