Улеглось занесенное снегом.
Разомлело под свежим лучом.
Да и грязью к ногам человека.
Только я ни при чем,
ни при чем…
Я тебя ну совсем… —
и рада.
Ты меня ну почти… —
и рад.
Как же просто в лучах заката
Забывать,
отпускать…
И —
опять!..
Размазанное небо. Март.
Тоской налитое ненастье.
Луча влюбленного азарт.
Непостоянство и безвластье.
И кто, беспутный, небо сжал,
Сдавил до синяков, играясь?
А луч то жил, то умирал,
В игре страстей не разбираясь…
Ты для меня
украденное лето —
и возвращенное,
по-бабьи,
в октябре.
Без извинений,
без процентов.
И без стихов
загубленной заре.
Рассыпанные буквы по дороге.
Все разные —
из разных языков.
Состыковать —
взъярится зверь в берлоге,
и станем мы семьею
шатунов.
Не замечать восторженную осень!
Беречь глаза от искушений!.. Слог
составить так,
как сердце мое просит
и обокрав весну на вечный срок.
Пусть ДЛЯ СЕБЯ
украденная радость!
Но мне,
воровке,
хочешь вором быть?!
А больше ничего и не осталось,
что мог бы ты забрать
и юным сбыть.
Я зверь
теперь —
хромающий и дикий.
Ищу достойный час —
навек уснуть.
А листья падали
раскрашенной клубникой,
чтоб снова чью-то душу
обмануть.
апрель, 2017
Дыханья нет.
Июльский вечер.
Пытка.
Горячей ватой небо над душой.
А ты играл. Натянут голос скрипки —
и разрезает ветром душный зной.
Рука горела льдом. Холодный разум
берёг тебя от власти ее губ,
а музыка твоя, щитом алмазным,
спасала от нее…
Ты был с ней груб
лишь оттого,
что нежным быть боялся.
Себя боялся – когда рядом с ней.
И прятался в изящный флёр —
грусть вальса,
обманывая вихрь своих страстей.
Отыграно.
Осенний зной на ветках.
В груди – иные воздух и душа.
И музыка крошилась —
как таблетка,
Не стоя без любимой ни гроша.
Ты спрашиваешь: где?..
Там не бывает
Обычных фраз.
И даже – нет стихов,
Хотя без них и солнце остывает.
Но такова моя страна грехов.…
Но грех мой милосерден. «Волен», «болен» —
Ты можешь выбирать любую роль,
Чтоб отыграть без слов.
Спокойный воин,
Не распыляющий себя ни вширь, ни вдоль
В чужой игре.
Я принуждать не смею.
У принуждения всегда позорный след.
Да и расплата.
Над землей моею
Чужие вороны…
Кричать…
галдеть…
Да и обманывать гремящей добротою —
Со мной делить слова напополам,
Чтоб – две вины,
две боли?..
Разве стою
Таких друзей,
что идолы —
врагам…
Не можете служить Богу и маммоне
(Мф, 6:24)
У внезапности лицо красивей —
и страшнее.
Не было вчера – ни да, ни нет.
А сегодня сразу всё!.. Колье на шее
и колечко «минус-двадцать-лет».
Всё идет как взорванная схема.
Ночью – солнце,
днем —
по восемь лун,
Но светло же!..
Это нежный демон*
спит еще,
развратник и колдун.
Но черты становятся родными.
Дальше – просто привыкаешь к ним.
А потом – лишь страх…
Внезапно – имя.
Он – с другой.
И ты —
почти с другим.
……
У внезапности такая власть шальная,
что неведома земная суть
завтрашнего!..
И, любовь встречая,
сразу завещай,
где
погребут…
…
*здесь – не буквально тот демон, что указан в эпиграфе.
И даже время по твоим законам
течет в тебе иначе, когда ты
устанешь быть любимым и влюбленным —
и нажимаешь паузу. Черты
мои стираются на сутки.
Ладони забываются на год.
И ты живешь с насыщенным желудком
и легким сердцем – никого не ждет,
не любит, не скучает, не болит
на паузе… на точке… перед точкой,
что будет дальше… Одинокий стыд
во мне не знает помощи. Короче
не сделается час, когда тебя
выискивает каждая секунда —
и я не властна в лабиринте лба
остановить отчаянье, как будто
уже конец всем паузам твоим
и ты такой бесчувственно цикличный
сотрешь из памяти нажатием одним
всю жизнь мою, где время безгранично
Читать дальше