Наталья Тимофеева - На склоне пологой тьмы [сборник]

Всё — фарс и суета, всё — кажущийся разум,
И невысок предел, и недалёк полёт…
Пусть не видна душа ничья простому глазу,
Всевидящий Господь везде её найдёт.
И станет ложью ложь, и тайна станет явью,
И спросится со всех и спросится за всё,
И каждый обретёт достойную оправу:
Одних утащит чёрт, других Господь спасёт.
Как свет и темнота, как бред и откровенье,
Как пошлость и любовь, граничим в мире мы.
И воин ты Христов, иль равнодушья пленник,
Решай уже сейчас, никто не даст взаймы
Ума и доброты, смиренья и отваги,
На путь земной ступив, ты волен выбирать —
Жить честно во Христе иль стать рабом бумаги
И ближних обирать, как ненавистный тать.
Замкнётся круг времён, и мира минет слава, —
Черты его сотрёт всемилостивый Бог,
Ведь лишь в руках Творца и скипетр и держава,
И лишь в его руках — начало и итог.

Как лоскут органзы, как дыхание ветра,
Аромат увяданья почти невесом.
Разговор тополей еле слышен, секретно
Из-за белой стены выдвигается сон.

Он крадётся, прикинувшись длинною тенью,
И пояшет дрожащей полоской кусты,
Он меня обнимает с томительной ленью,
Заставляя от прошлой забыться тщеты.

Он мне путает ноги в свои паутины,
Он мне студит колени, он разум хмелит,
Он на белой стене мне рисует картины,
И меня с настоящим привычно роднит.

От безумия мира спасаясь надёжно,
Я во власть отдаюсь этих бережных пут…
Только звякает ветер калиткой острожно,
Да куда-то часы по старинке бегут.

Не мышами росли, не тиграми,
Мы, как все, торговали сплетнями.
Мы — наследники века с титрами,
Но не гении мы столетия.

Мы — растленные, саркастичные,
Мы в своей утонули детскости.
Дико-умные, неприличные,
Не лишённые некой светскости.

Мы себя превозносим ближнему,
Мол, смотри, — эталон величия,
Доверяя рассудку книжному,
Разуменью верны мужичьему.

Непростые, просты сомненьями,
Не наивные, но дурашливы.
Мы сильны только словопреньями,
Но и в споре своём неряшливы.

Что нам делать, когда на вырубке
Человечьей поганки выросли?
Получается, — все мы вы*лядки
И убоги не только мыслями.

И персты мы разводим веером,
И сопля пузырится искрами,
Но стоим к лесу тупо передом,
Не хозяевами — туристами.

Наморозила изморозь звёздную чёрная ночь,
Сумасшествие властного часа, как омут, бездонно.
Полететь в глубину иль остаться здесь воду толочь
Мне, чей голос дрожит в необъятной пустыне безродно?
Свой огарок сияющий тычет в пространство луна,
Месяц кончился, словно бездомный голодный покойный.
Безнадёжно отравлена явь, выпив осень до дна,
И качается ветер на ветке, как бражник запойный.
Перестань меня дёргать, моя беспокойная плоть,
Ты сегодня способна ли бегать по вечному кругу?
Видишь, в душу глядит, не мигая, всевластный Господь,
И скользят херувимы тенями по снежному лугу…

Убивая во мне любовь, становился ли сам бессмертен?
От небрежности до вранья всё испробовав до конца,
Ты зачем мне теперь звонишь? Спор о канувшем беспредметен,
Ты сыграл свою злую роль недалёкого подлеца.

Просто вычеркну из судьбы. Показалось. Грустить не стоит.
Ты — не тот, на кого свой пыл я потратить была должна.
А тебя суета твоя пусть нечаянно успокоит,
Ведь любовь для тебя — ничто, и без этого жизнь сложна.

Если думаешь, попадусь на уловки твои как прежде, —
Просчитался, не стану вновь я надеяться, всё не так.
Ведь досада от наших встреч заступила пути надежде,
Можешь смело сказать себе — «у меня появился враг».

Благодарности в сердце нет, ничего не осталось ныне,
В чём найти бы один глоток от великого волшебства.
Никого не хочу любить, кто вот так же мне душу вынет,
Погрузившись в мои глаза и пустые шепча слова.

Сколько их, потерявших всё в этой пустоши безвозмездной?
Будто кто-то однажды нас подстрелил не до смерти влёт
Над открывшейся, словно пасть, беспросветной бездонной бездной,
Где недвижно стоят часы, как не тающий чёрный лёд.