Вадим Степанцов - Орден куртуазных маньеристов (Сборник)

Ускользая, как будто змея,
Ты в персидскую шаль замоталась,
И отпрянула: я - не твоя!
И подумал я: экая жалость!..

Но в глазах прочитал я упрёк,
Зазвенели браслеты и кольца,
Все одежды с тебя я совлёк
С неподвижным лицом комсомольца.

Я задул на камине свечу,
Ты в комок ожидания сжалась
И воскликнула: я не хочу!
И подумал я: экая жалость!

И достал я тяжёлую плеть,
И вбивал я с улыбкой любезной, -
В эту ночь ты должна умереть,
Так посмейся , мой ангел прелестный!

Ты нагой Саломее сродни
Со слезами бросалась на стены,
И услышал: распни же, распни,
Эту плоть за былые измены!

Я словами тебя распинал,
Даже слуги на крики сбежались,
А когда я тебе всё сказал,
Наши губы во тьме повстречались.

Ты со мной устремилась в полёт,
Высоко поднимая колени,
Так мы встретили поздний восход
На греховной житейской арене.

Так неслись мы на всех парусах
В пируэте изысканной позы,
И любуясь собой в зеркалах,
Навевала ты сладкие грёзы.

Был мне голос - и нежен и глух,
Я тебя не расслышал, и всё же
До свиданья, любезный мой друг!
Как угодно. Простимся о Боже.

Я тебя до ворот проводил,
А когда мы с тобой расставались,
Все твердила: ведь ты не любил!
И добавила: экая жалость!..

К чему загадывать? В глуши невыразимой
Нам дней отпущенных так ясен промежуток,
Когда откинувшись, ты станешь уязвимой,
А мне, как водится, под юбкой не до шуток.

Как ты податлива - рука скользит всё выше,
Вся в чёрном бархате, растаешь, изогнувшись;
Не может быть, что так становимся мы ближе,
Но ты потворствуешь, чему-то улыбнувшись!

Ты так походишь на простёртую Изольду,
Что поневоле станешь призраком Тристана;
Когда скользят мои колени, словно по льду,
Ты мне вверяешься легко и неустанно!

Ах, эта пыль! ах, этот прах хмельного чувства,
Мы в чудный узел страсть связали воедино,
И где, скажи, ещё займешься от искусства
Сладчайшей музыки на крышке пианино!

Сколько нежных и юных блондинок
Действо жизни собой озарив,
Не успели в любви оглядеться,
Отсвистать беззаботный мотив.
Длится полночь разлуки, ущерба,
Спит луна у посольских ворот
И предсмертная злая истома
Искривляет накрашенный рот.
За измену ты жизнью заплатишь,
Ты по-царски расплатишься, друг;
Так вонзай же, мой ангел вчерашний,
В сердце острый французский каблук!
Что с тобою случилось? Как можно!
Но разверзлась небесная твердь
И открылось мне дно преисподней, -
Я не в силах на это смотреть!
Как убийцы, сверкают ботинки,
Ты же, скрючившись в дальнем углу,
Театрально раскинула руки,
Обхватила звенящую мглу.
На раздавленной лилии белой
Только гибельный след каблука,
И патрульных машин на рассвете
Голубая на крышах тоска.
Я не верю, что так расстаются,
Сгусток хаоса в явь перешел:
Здесь рулеткой измерили солнце
И подводит черту протокол.
Всё сбылось, что тебе обещалось;
Бьет свидетелей мелкий озноб;
Школьным мелом очерчен был строго
Твой прекрасный классический лоб.
Свет отринутой некогда жизни,
Золотой магнетический свет;
Эта юность окрасилась кровью,
Как двуострый английский стилет.
Гей, славяне! Какая красотка
В эту ночь сбила все каблучки!
По спине пробегают мурашки.
Гром гремит. Серебрятся виски.

Я по лесенке приставной
С лёгким сердцем к тебе взбегал;
Сколько раз ты была со мной,
Даже думать я перестал!

Будешь ты целовать меня
И весёлые песни петь,
Там с тобою на склоне дня
Будем синим огнем гореть.

Ах, давно ли комар звенел
И в окне слуховом мелькал!
Там от наших горячих тел
Чуть потрескивал сеновал.

Всё меняется под луной,
Только в сердце всё тот же май,
Там по лесенке приставной
Прямиком попадают в рай!

Умолкнул гул, повеяло прохладой,
Когда меня к себе ты привела;
Благоухала ночь над всей Элладой,
Над капищем из меди и стекла.

За окнами сгущалось оперенье
Крылатых туч, фаллических богов;
Неизъяснимым насыщалось зренье,
Когда сняла ты лёгкий свой покров.