Вадим Степанцов - Орден куртуазных маньеристов (Сборник)

Теперь лежу в больничном помещеньи,
Зализываю раны языком.
Мечтаю постоянно об отмщеньи,
Любуясь пожелтевшим потолком.

Вот оклемаюсь, выйду из больницы, -
На пляж нудистский втихаря приду,
Увижу там знакомые я лица,
Одежду их под деревом найду.

Трусы и майки клеем я измажу, -
Надёжной эпоксидною смолой
И, подложив врагам такую лажу,
Я смоюсь незамеченным домой.

Одежду на себя одев, нудисты
Приклеются к ней, станут верещать.
И будут прыгать как эквилибристы,
Пытаясь оную с себя сорвать.

Но тщетно – клей мой крепок и надёжен,
Им не удастся обнажить свой срам.
Отныне грех их станет невозможен,
За это твёрдо я ручаюсь вам!

Я ужасный Робин Бэд.
Причиняю людям вред.
Ненавижу бедняков,
Вдов, сирот и стариков.

У меня характер злой,-
Бью убогих кочергой.
Заставляю падать ниц
Беззащитных рожениц.

Попрошаек и калек
Не пускаю на ночлег.
Им на струпья сыплю соль,
Вызывая злую боль.

Если я бываю пьян,
Принимаюсь за крестьян.
Жалких их ловлю детей
И велю им дать плетей.

Не случайно и не вдруг
Злой щериф мой старый друг.
Мне известны имена
Укрывателей зерна.

На священников плюю,
В храмах гажу и блюю.
Позолоту с алтарей
Обдираю как трофей.

Я тиран и самодур
Агрессивный чересчур.
От безделья и тоски
Лью свинец на языки.

На балу у Сатаны
Я пропил свои штаны.
Мне всегда ласкают слух
Вопли демонов и шлюх.

И ещё один нюанс, -
Я гроза народных масс,
Избежать не сможет пут
Славный парень Робин Гуд!

Косматый «нефор» в грязном баре
Играл на долбанной гитаре.
Стучали звонко кастаньеты,
Но наша песня не про это.

Тогда про что, про честь и совесть?
Об этом есть роман и повесть,
Где кто-то честно, без утайки
Уже поведал эти байки.

Быть может спеть о голых бабах,
О русских сёлах и ухабах?
О том как водка губит печень
И как при этом я беспечен?

Да нет! Об этом уже пели.
И что такое, в самом деле?
Неужто темы не осталось?
Не может быть! Какая жалость!

А впрочем, есть. Нашёл я, вроде, -
Не пел я песен о народе,
О тяжкой беспросветной доле
И скотстве русском поневоле.

Пожалуй, это спеть и надо -
Перед толпой, на баррикадах.
Вот только за такое пенье
Сошлют в Сибирь на поселенье.

Оставлю дерзкую затею,
Не то погибну за идею.
Сыграю лучше на гитаре
Для алкашей в вонючем баре…

Мне б машину иномарку
И немецкую овчарку,
Ароматной браги чарку
И смазливую кухарку!

Я б тогда на иномарке
Стал гонять под лай овчарки,
Пить из драгоценной чарки
И щипать за зад кухарку.

Жаль, что нету иномарки
И не слышен лай овчарки,
Нет в руке заветной чарки
И приветливой кухарки.

Много стоят иномарки,
В зоопарке все овчарки,
Не даёт никто мне чарки
И живу я без кухарки.

Обойдусь без иномарки,
Кину камень в глаз овчарке
И, презрев навечно чарку,
Я забуду про кухарку.

И зачем мне иномарка,
Эта глупая овчарка,
Надоедливая чарка
И дурацкая кухарка?

Лучше жить в цветущем парке
Возле триумфальной арки,
Делать девушкам подарки
И плевать на иномарки…

Не стареет душой ветеран.
За стаканом он хлещет стакан.
Омерзительно глотку дерёт
И советские песни орёт.

А бывали другие деньки.
Выходил он на берег реки.
Под гармошку плясал гопака,
Но работал танцор в ГУБ ЧКа.

Убивал он идейных врагов, -
Кулаков, анархистов, попов.
И дворян беспощадно стрелял,
Гордость нации в прах истреблял.

Вечерами домой приходил
И на печку валился без сил.
На весь дом громогласно храпел,
А на завтрак яичницу ел.

Он в глаза не смотрел никому,
Что не трудно понять почему, -
Было чувство глубокой вины
У героя советской страны.

Но он верил великим вождям.
И взрывал то часовню, то храм.
Против веры с винтовкой стоял
И на лики святые плевал.