Вадим Степанцов - Орден куртуазных маньеристов (Сборник)

Я молод был. Я вёл себя как школьник,
Не зная, чем шокировать бомонд...
Шумело море. Полыхал шиповник.
Так вы поэт! Вам нравится Бальмонт?

Вы опрокинули бокал
На светлый мой костюм;
Я лишь глаза на вас поднял,
Я был во власти дум.

Застыли верные друзья,
Прервав беседы строй.
"Как смели вы, - подумал я,
Так поступить со мной?"

Как допустил беду Господь,
Небесный сея свет?
Пылает, как живая плоть,
Вечерний туалет.

Прощай, мой кремовый пиджак,
Сорочка, галстук-блеф,
На всем темнеет винный знак,
В душе клубится гнев!

Прощай, до Страшного суда,
Все в прошлом, так и знай;
Прощай - и если навсегда,
То навсегда прощай!

Ни словом я не выдал страх
За будущность свою;
Как вырос я в твоих глазах,
Да что я говорю!

Расплатой был для палача
Мой благодарный смех.
Смахнул пылинку я с плеча
И выпил за успех.

Всё так же был любезен взор
(Сие не объяснить!),
Вот так притвора из притвор
Клянётся век любить.

Здесь я учтиво произнёс,
Смутившись, как всегда:
- Костюм не стоит ваших слёз,
Какая ерунда!

Большая часть человечества ставит на Штольца,
Это вписал я в один из домашних альбомов;
Заполночь куришь, пуская колечки и кольца,
В зеркале видишь, как плачет последний Обломов.

Что мне прогулки, закаты? Куда всё умчалось?
В сумерках тают сады, опустевшие скверы,
Но с отвращением предчувствуя близкую старость,
Всю эту ночь просижу за бутылкой мадеры.

Мне наплевать на подачки, на всплески гордыни,
Преуспевать не хочу я, тебя не ревную.
Слышишь ли глас вопиющего в этой пустыне,
Помнишь ли, ангел мой, нашу любовь неземную?

Сирины смолкли.... Все глуше вакхальны напевы,
Где вы, друзья? Интригуют, скучают, бранятся.
Страсть и беспечность грызут, словно старые девы,
Что с ними делать? Не знаю. Авось пригодятся!

В бедной каморке моей, как в холодной темнице,
Спятил Захар, сам с собою ведет разговоры,
Ольга! Ты слышишь? О, как мне хотелось излиться,

Но у подъезда меня стерегут кредиторы.
Зрелость проходит. На юность махнул я рукою,
Сердце моё одиночество больше не точит,
Только о чём я? О чём говорить мне с тобою?
Я ведь последний из тех <.....>

Высоких слов не говори - не надо.
Ты каждой фразой мне терзаешь слух.
Уж лучше спать под шелест листопада,
Бранить слугу, давить осенних мух.
Достойней пить, чем слушать эти речи,
Всё тоньше пламя гаснущей свечи.
Ступай к другим. Укутай пледом плечи.
Довольно. Я не слышу. Не кричи!

Ах, кружевница, ах, шалунья, ах,
В прозрачных ослепительных чулках!
Пускай меня рассудок не оставит,
Когда она на цыпочках впотьмах
У зеркала мгновенно их поправит...

Так ты все видел? Ах, негодник... Ах!

Допивая искристое кьянти
На приеме у герцога N.,
В этом Богом забытом Брабанте
Я увидел графиню Мадлен.

Я сразил ее огненным взглядом.
"Mon amour!" - сорвалось с ее губ.
Бледный муж, находившийся рядом,
Был, естественно, гадок и глуп.

С грациозностью раненой птицы
Протянула мне руку Мадлен,
И она заалела в петлице
Сюртука от маэстро Карден.

Муж безумно глядел через столик
И, естественно , приревновал.
Он с презреньем сказал: "Алкоголик!"
Я с усмешкой наполнил бокал.

В окруженье принцесс и маркизов
Я одернул манжет, а затем
Графу бросил перчатку и вызов,
А графине букет хризантем.

Я сказал: "Есть большая поляна
За заброшенной виллой в саду...
Для тебя этот день обезьяна,
Станет черным, как ночь в Катманду!

Ты расплатишься, словно в сберкассе,
Алой кровью за гнусный поклеп,
И тяжелая пуля расквасит
Твой набитый опилками лоб.

А когда за заброшенной виллой
Ты умрешь, как паршивый шакал,
Над твоей одинокой могилой
Я наполню шампанским бокал!"

Очарует рифм розарий
Куртизанку и святую.
В Петербурге я гусарю,
На Кавказе джигитую.