Вадим Степанцов - Орден куртуазных маньеристов (Сборник)

Ты снова толкуешь мне спьяну,
Что видишь божественный свет.
Устроен ты все-таки странно,
Мой старый товарищ-поэт.

Пусть звуками сладостных песен
Ты целые сутки томим -
Не думай, что ты интересен
Согражданам мрачным своим.

Я верю - ты все же заметишь,
Проспавшись в конце-то концов,
Что светом уловленным светишь
В кошмарные бельма слепцов.

Отвлекшись от слов и улыбок,
Проникнешь в суть жизни людской,
Поймешь, как ты странен и зыбок
С твоей благородной тоской.

Движенья людей машинальны,
Заложены речи извне,
И движутся толпы печально
По улицам, словно во сне.

Товарищ, как хочешь спасайся:
Любимую лиру разбей,
В чащобы лесные подайся
Иль просто без просыху пей;

Снедаемый собственной злобой,
Забейся к мышам в уголок,
Но только вливаться не пробуй
В бессмысленный этот поток.

Пусть голод, пусть даже молчанье -
Всё лучше, чем с прытью блудниц
Вымаливать знаки вниманья
У этих безжалостных лиц.

Не страдая уже, не скорбя,
До последней мельчайшей черты
Я опять вдруг увижу тебя,
И опять улыбнешься мне ты.

Но твое возвращенье - лишь сон,
Ты - другая, и сам я другой.
Это звон, уплывающий звон
Над делящею судьбы рекой.

Не страдая уже, не скорбя,
Я стою на своем берегу.
В светлый мир, где я встретил тебя,
Я вернуться уже не могу.

Твой приход - словно тающий сон,
Словно взмах в отдаленье рукой,
Словно звон, уплывающий звон,
Замирающий звон над рекой.

Нарушилась простая связь
Трудов, семьи, любви, постели.
Цепочка жизни порвалась,
Мои ладони опустели.

Меж пальцев протекли, шурша,
Рассыпавшейся жизни звенья,
И ослабевшая душа
Теперь желает лишь забвенья.

Но, мчась сквозь праздников каскад,
Никак она не позабудет,
Что будут гибель, крах, распад,
И лишь забвения не будет.

Я усмехаюсь, горечь скрыв -
Ведь все потери пустяковы,
Ведь неизбежно ждет разрыв
Все наши цепи и оковы.

Смерть - исказитель исконный,
Помер - и дело табак:
Образ мой глаже иконы
Вылижет сора писак.

Дескать, я жил благородно,
С каждым был добр и хорош:
Сахара сколько угодно,
Правды же нет ни на грош.

Я тосковал, не имея
Средств для творения зла,
И потому лишь в уме я
Черные делал дела.

Губы кусая до крови,
Злобу я ловко скрывал,
Просто бодливой корове
Рога Господь не давал.

Просто боязни и лени
В сердце не смог я изжить,
Просто за тонущих в тлене
Жизнь не хотел положить.

Скопища, полные пыла,
Хлынуть за мною могли б.
Бич Провиденья, Аттила,
В юноше скромном погиб.

Всё же придется вам тошно,
Коль я в Другом оживу.
Смех на бумаге - не то что
Смерти оскал наяву.

Пусть из меня получился,
В сущности, только изгой,
Но уже где-то родился
И подрастает Другой.

Каждый живущий покойно
Свыше уже заклеймен.
Религиозные войны -
Дело безбожных времен.

Сегодня волнуются ветки
И снялись в поход облака.
Обломки, окурки, объедки
Несет по асфальту река.

Сегодня в ночи содрогнулось
И тронулось судно Земли;
Пространство, как парус, раздулось,
И воды, клубясь, потекли.

И парус упруго трепещет,
И воду сгребает весло,
И поросль сияния блещет,
Которою все поросло.

И я покидаю берлогу
И воздухом сытным дышу;
Я вижу погрешности слога,
Но все-таки жадно пишу.

Свой голос, затерянный в хоре,
Ловлю я и знаю: вот-вот
В безмерное светлое море
Земля без меня отплывет.

И только молиться осталось,
Чтоб я не задохся во мгле,
Чтоб сердце мое разорвалось
На парус поднявшей Земле.

Дверь под ложечку я ударяю ключом -
И пустынность квартиры мне сдавит виски.
<���Никогда никого не проси ни о чем>, -
Бормочу, ощутив нарастанье тоски.

Только что мы шутили с шофером такси,
И уютно светилась зеленым панель.
Никогда никого ни о чем не проси,
Даже если постылее гроба постель.