Вадим Степанцов - Орден куртуазных маньеристов (Сборник)

Я на него излил потоком
Весь ядовитый скепсис свой,
Но он лишь покачал с упреком
Огромной рыжей головой.

<���Поверь, мне просто слышать больно
Интеллигентский этот вздор, -
Он возразил самодовольно,
Пожевывая <���Беломор>. -

Негоже плотское желанье
Губить во внутренней борьбе -
Оно имеет оправданье
И тайный смысл в самом себе.

Нутро наполни тяжким пивом
Иль водкой яростной ожги -
И сгинут облачком пугливым
Тебя язвящие враги>.

И я пустил все накопленья
На хмель и ветреных лаис,
И мне в минуты просветленья
Мигал лукаво Алексис.

Когда же утро подоспело,
Я вышел в город налегке.
Опустошенность в теле пела,
Как в легком глиняном горшке.

Я видел мир, как праздный зритель
Через промытое стекло.
В мою рабочую обитель
Меня раскаянье влекло.

Я как бы паровозом правил,
И, злому крену вопреки,
Меня на рельсы вновь поставил
Толчок божественной руки.

Поддавшиеся азарту,
Пускай вас не судят строго:
Вы ставили, как на карту,
На женщину слишком много.

Вы так искали опоры,
Но прахом все рассыпалось.
Картежника и бретера
Отчаянность вам осталась.

И, полные сожаленья,
За вами мы наблюдали.
Опору и обновленье
Вы в женщине увидали.

В удачу поверив слепо,
Вы так слащаво глупели.
Себя вы вели нелепо,
А мы этот стыд терпели.

И все же кто вас осудит,
Коль горечь взгляд опалила?
Окончится всё, что будет,
Настанет всё то, что было.

Уверенно ждущих счастья,
Вас горькая ждет наука,
Что все дары вашей страсти -
Доход, хотя и докука.

Сугробы всасывают солнце,
Слепящим соком истекают
И с шумом льдистые кораллы
С нечистых склонов осыпают.

Среди растоптанных проталин
Блик прыгает из лунки в лунку,
И приближение трамвая
Толпу выравнивает в струнку.

Мир расширяется - ослабло
Вещей взаимопритяженье;
Его объединяют небо
И вод сияющих движенье.

Уже готова так безбольно
Душа томительно-немая
Растечься во всеобщей влаге,
Журча, плескаясь и сияя.

Раскроется пухлый и влажный, сжимавший мне сердце кулак,
И сызнова сердце начнет суетливо стучать,
Желая опять многократно изведанных благ,
Желая кричать о себе, обличать, поучать.

Я двигаюсь трудно, не в силах в себе прополоть
Бессилье - как корень, связавший с могильным жильем.
За что же ты бьешься, безумная бедная плоть,
Животно дрожа в напряжении вечном своем?

Ведь спазм коронарных сосудов важней, чем корона в гербе,
Дыханье прервет - и в мозгу отомрет правота.
О нищая плоть, лишь смиренье пристало тебе,
Бактерий и клеток сцепляющихся немота.

Лягушкой раздавленной тело нелепо замрет;
Теперь правота не важнее других мелочей -
То смерти нежданно хлебнет мой разинутый рот,
Уверенно воздух ловя для дальнейших речей.

На стройке бабочкой ночною
Сполохами трепещет сварка;
Разбившись шумною волною,
Вновь забушует темень парка.

Я нынче вновь утратил брата,
Но скорби нет и сожаленья.
В мозгу проносятся утраты,
Во взгляде - листьев исступленье.

Все связи лишние ослабли,
Лишь в памяти остались лики.
Деревья осыпают капли,
И в лужах вздрагивают блики.

Я полон лишь тоскою смутной,
Мне ветер говорит осенний:
Душа - извечно бесприютный
Пловец по океану теней.

Бреду дворами отчужденно,
Работу парки наблюдая:
Дерев кружатся веретёна,
Лучи из листьев выпрядая.

Это все до того знакомо,
Словно это было всегда:
У ослизлых плит волнолома
Непрерывно пляшет вода.

Перепрыгивает по кругу
Шаткий блик от волны к волне
И прожилки света упруго
Извиваются в глубине.

Взмахи ветра холодной солью
Камень щек моих наделят;
В ясных далях с неясной болью
Непрерывно летает взгляд.

И под куполом океана
Досягнуть он рвется туда,
Где цепочкой сгустков тумана
Голубые идут суда.

Принимает мое наследье
Избежавший моих страстей -
Корабельной надежной медью,
Беспредельным гулом снастей.