«Письма из мира мёртвых…»
Письма из мира мёртвых
В мир прекрасно живых
Стуками азбуки Морзе
В тень, в замирающий миг
Входят, играя нежно,
Вспененную серенаду,
Дверью голову режут,
Красно-надрывным адом.
В объятьях телесных духов
Сплетаются мысли в косы,
В изгибы губ бормотухой,
Зрачки летают раскосо.
В глазах заметались искры.
Лишь миг. И опять всё кисло.
Плечи дрогнули,
Чувствуя стон и храп.
Талия сжалась, пальцев приняв хруст.
На трон взлетая радовался сатрап,
Флейты вторили звуками вырванных труб.
В воде сверкая, кривлялся червь на крючке.
Шла молча туча, шуршала листвой в кустах.
Срывала рыба улыбку губ в уголке
И губы тоже срывала. Черный монах.
Нежность пальцев, не разорвав червяка,
Колола его, нанизывая на остриё.
Чужую жизнь, листая, как альманах,
Трава ложилась, стелила собой гнильё.
Водой превращая в лужи следы людей,
Дождь плакал. Смеялся добрый злодей.
Задрожали, скрежетали,
Зубы брошены на полку.
Стёкла в окнах дребезжали.
Укусив друг друга волки,
Пропускали неизбежность
Сквозь тела остывшей шерсти,
В кварц угрозы бесполезность
Превращала исковеркав,
Исказив явлений сущность
Вся изнаночная сучность,
Отражала лица, морды,
Раздирая пасть капканов,
Люди, песни и уроды
Содрогались ночью ранней,
Пропуская в тень ненужность,
Оставляя смерть улыбки,
Бесконечная окружность,
Повторение событий,
Исчерпав себя в укусах —
Пресно. Скользко и не вкусно.
«Больше сил никаких жизненных нет…»
Больше сил никаких жизненных нет,
Всё что свет накопил для меня — бред.
Я сбежала б ручьём — где вода?
Разбрелась по полям лебеда.
Вновь погром за окном — мир, война.
А в ушах разлилась тишина.
Нет подков, стука нет, нет копыт.
Как-то замерло всё и молчит.
«Письма летели настоящие, живые…»
Письма летели настоящие, живые,
Слова за руки — и в звукоряд.
Ответы мудрые листья крошили.
«Горят тополя, тополя горят».
К дедушке, к бабушке внучкой вашей —
Силы набраться, воли своей,
Только сыночек приехал старший
В сумке дорожной с книжкой моей.
57+31=88
Две цифры, две игры,
Две бесконечности.
Живи в любви и красоте, в беспечности.
Пусть на крючках твоих заблещут рыбки,
Вокруг тебя сияет всё в улыбках.
Стабильность не бывает больше зыбкой,
Кричало зло, устало и охрипло.
Прекрасный юмор, мёд, трава Алтая,
И я с тобою — рыба золотая.
Две бесконечности
Подарят плюс и минус,
Подарят вечность и в гармонии покой,
Плохое всё ложится в тину.
Массажик, счастье и любовь с тобой.
Ты всех накормишь, обогреешь песней,
Возьмёшь гитару, радуешь струной.
Ты с каждым годом молодеешь интересней,
Царём выходишь из морей, волной.
Копаешь, косишь, собираешь урожаи,
Политиков идеей поражая.
Пусть две восьмёрки — это «попы женщин» —
Твои слова. Я вижу лишь четыре
Кружочка. Радугой завещан
Наш путь волшебный в этом мире.
И снова в бесконечность завихренья
Летят к тебе мои — твои творения.
Салюты в твою честь, инфинити,
Любовь звездЫ, кружочки конфетти!
«Сухая ветка из моих цветов…»
Сухая ветка из моих цветов
Напоминает о моём величие,
О том, что дьявол я и жить готов
В своём естественном шестом обличии.
Глазами чёрными я в уголь ухожу,
Я отдыхаю там, шипя внутри.
Осиновыми листьями дрожу,
Захочешь встретиться — в камин смотри.
И на воде круги мои, мои.
Я сам приду. Не думай, не зови.
Как была пи… нутая,
Так и осталась.
Начиная с далекого города с
Буквой «Фе».
Озабоченность металась и срАлась,
Делая из твоих штанов галифе.
Дынно-арбузно-осиная грязная мякоть
Вонью вошла и осталась липким говном,
Белым чудовищем, не могущим даже квакать,
С фаллообразной закупоркой, рвущей ртом,
Уши сочатся христоугодной песней
Из хороводов в собак коты воскресли.
Пальцы в стороны, ногти — скользкие слизни.
Плохо иль хорошо в нескольких жизнях,
Странных людей через себя пропуская,
Что проповедуешь ты,
И кто ты такая?
«Можно сидеть за столом…»
Можно сидеть за столом,
Можно меня ругать,
Отрезав ветчинку ножом,
Вдруг тихо с заботой сказать:
«Осторожно, в ней маленький хрящик»,
И мир вновь любовь обрящет.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу