3. «Платье — струями косыми…»
Платье — струями косыми.
Ты одна. Земля одна.
Входит луч, тугой и сильный,
В сон укрытого зерна.
И, наивный, тает, тает
Жавороночий восторг…
Как он больно прорастает —
Изогнувшийся росток!
В пласт тяжелый упираясь,
Напрягает острие —
Жизни яростная завязь,
Воскрешение мое!
Пусть над нами свет — однажды,
И однажды — эта мгла,
Лишь родиться б с утром каждым
До конца душа могла.
«Схватил мороз рисунок пены…»
Схватил мороз рисунок пены,
Река легла к моим ногам —
Оледенелое стремленье,
Прикованное к берегам.
Не зря мгновения просил я,
Чтобы, проняв меня насквозь,
Оно над зимнею Россией
Широким звоном пронеслось.
Чтоб неуемный ветер дунул,
И, льдами выстелив разбег,
Отозвалась бы многострунно
Система спаянная рек.
Звени, звени! Я буду слушать —
И звуки вскинутся во мне,
Как рыб серебряные души
Со дна к прорубленной луне.
«Грязь колеса жадно засосала…»
Грязь колеса жадно засосала,
Из-под шин — ядреная картечь.
О дорога! Здесь машине мало
Лошадиных сил и дружных плеч.
Густо кроют мартовское поле
Злые зерна — черные слова.
Нам, быть может, скажут: не грешно ли
После них младенцев целовать?..
Ну, еще рывок моторной силы!
Ну, зверейте, мокрые тела!
Ну, родная мать моя Россия,
Жаркая, веселая — пошла!
Нет, земля, дорожное проклятье —
Не весне, не полю, не судьбе.
В сердце песней — нежное зачатье,
Как цветочным семенем — в тебе.
И когда в единстве изначальном
Вдруг прорвется эта красота,
Людям изумленное молчанье
Размыкает грешные уста.
Сосед мой спит. Наморщенные грозно,
Застыли как бы в шаге сапоги.
И рукавица электрод морозный
Еще сжимает волею руки.
Еще доспехи, сброшенные с тела,
Порыв движенья жесткого хранят.
Сосед мой спит. Весь мир — большое дело,
Которым жив он, болен и богат.
Часы с браслетом на запястье дюжем
Минуты века числят наизусть,
И борода — спасение от стужи —
Густа и непокорна, словно Русь.
Грохочет дом, где хлеб и сон мы делим,
И молодая вьюга у дверей
По черному вычерчивает белым
Изгибы человеческих путей.
Они бессмертны — дай им только слиться,
Они сотрутся — лишь разъедини.
И дни простые обретают лица,
И чистый свет кладут на лица дни.
«Все, что было со мной, — на земле…»
Все, что было со мной, — на земле.
Но остался, как верный залог,
На широком, спокойном крыле
Отпечаток морозных сапог.
Кто ступал по твоим плоскостям,
Их надежность сурово храня,
Перед тем, как отдать небесам
Заодно и тебя и меня?
Он затерян внизу навсегда,
Только я, незнакомый ему,
Эту вещую близость следа
К облакам и светилам — пойму.
Нам сужден проницательный свет,
Чтоб таили его не губя,
Чтобы в скромности малых примет
Мы умели провидеть себя.
«Лучи — растрепанной метлой…»
Лучи — растрепанной метлой.
Проклятье здесь и там —
Булыжник лютый и литой —
Грохочет по пятам.
И что ни двери — крик чужих
Прямоугольным ртом,
И рамы окон огневых
Мерещатся крестом.
Как душит ветер в темноте!
Беги, беги, беги!
Здесь руки добрые — и те
Твои враги, враги…
Ногтями тычут в душу, в стих,
И вот уже насквозь
Пробито остриями их
Все, что тобой звалось.
За то, что ты не знал границ,
Дал воле имя — Ложь,
Что не был рожей среди лиц
И ликом — среди рож.
Лучи метут, метут, метут
Растрепанной метлой.
Заносит руку чей-то суд,
Когда же грянет — Твой?
«Смычки полоснули по душам…»
Смычки полоснули по душам —
И вскрикнула чья-то в ответ.
Минувшее — светом потухшим,
Несбыточным — вспыхнувший свет.
Вспорхнула заученно-смело,
Застыв, отступила на пядь.
Я знаю: изгибами тела
Ты вышла тревожить — и лгать.
Читать дальше