«В ночи заботы не уйдут…»
В ночи заботы не уйдут —
Вздремнут с открытыми глазами.
И на тебя глядит твой труд,
Не ограниченный часами.
И сколько слов из-под пера,
Из-под резца горячих стружек,
Пока частицею добра
Не станет мысль, с которой сдружен.
Светла, законченно-стройна,
Чуть холодна и чуть жестока,
На гордый риск идет она,
Порой губя свои истоки.
Не отступая ни на пядь
Перед бессмыслием постылым,
Она согласна лишь признать
Вселенную своим мерилом.
«По щербинам врубленных ступеней…»
По щербинам врубленных ступеней
Я взошел с тобой на высоту.
Вижу город — белый и весенний,
Слышу гром короткий на мосту.
Шум травы, металла звук рабочий,
И покой, и вихревой порыв —
Даль живет, дымится и грохочет,
Свой бессонный двигатель укрыв.
Самолетик в небо запускают.
Крохотные гонят поезда.
Неуемность острая, людская,
Четкий бег — откуда и куда?
Объясняют пресными словами.
Отвечают гордо и светло.
Люди, люди, с грузными годами
Сколько их по памяти прошло…
Тех я вспомню, этих позабуду.
Ими путь означен навсегда:
По одним я узнаю — откуда,
По другим сверяюсь я — куда.
Родина? Судьба? Моя ли юность?
Листьями ль забрызганная — ты?
Все во мне мелькнуло и вернулось
Напряженным ветром высоты.
«Все гуще жизнь в душе теснится…»
Все гуще жизнь в душе теснится,
Вы здесь — и люди, и дела.
Вас прихотливою границей
Моя рука не обвела.
Ищу безадресную радость,
Не изменяя вам ни в чем,
А вы входите — и врывайтесь,
Но под моим прямым лучом.
Томясь потерями своими,
Хочу обманчивое смыть,
Чтобы единственное имя
Смогло на каждом проступить.
И подчиняясь жажде острой,
В потоке судеб, дней, ночей
Спешу я сам на перекресток
Людских угаданных лучей.
«Ты вернула мне наивность…»
Ты вернула мне наивность.
Погляди — над головой
Жаворонок сердце вынес
В светлый холод ветровой.
Расколдованная песня!
Вновь я с травами расту,
И по нити по отвесной
Думы всходят в высоту.
Дольним гулом, цветом ранним,
Закачавшимся вдали,
Сколько раз еще воспрянем
С первым маревом земли!
Огневое, молодое
Звонко выплеснул восток.
Как он бьется под ладонью —
Жавороночий восторг!
За мытарства, за разлуки
Навсегда мне суждены
Два луча — девичьи руки —
Над становищем весны.
1. «У обрыва ль, у косы…»
У обрыва ль, у косы,
Где певучее молчанье,
Обронила ты часы…
Сказка летняя в начале.
Все речные духи вдруг
Собрались в подводном мраке
И глядят на четкий круг,
На светящиеся знаки.
Поднести боясь к огню
Замурованную душу,
Каждый выпростал клешню
И потрогал. И послушал.
Под прозрачный тонкий щит
Не залезть клешнею черной.
Духи слушают: стучит
Непонятно и упорно.
Выжми воду из косы
Злою маленькой рукою.
Говорил я про часы,
Да сказалось про другое.
Сверху — зыбью облака.
Сверху — солнечная пляска,
Но темна и глубока
Человеческая сказка.
Опусти пред нею щит,
И тогда услышим двое,
Как на дне ее стучит
Что-то теплое, живое.
Одичалою рукою
Отвела дневное прочь,
И лицо твое покоем
Мягко высветлила ночь.
Нет ни правды, ни обмана —
Ты близка и далека.
Сон твой — словно из тумана
Проступившая река.
Все так бережно утопит,
Не взметнет песку со дна.
Лишь невнятный, вольный шепот
Вырывается из сна.
Что в нем дышит — откровенье?
Иль души веселый бред?
Вечно тайну прячут тени,
Вечно прям и ясен свет.
И, рожденная до речи,
С первым звуком детских губ
Есть под словом человечьим
Неразгаданная глубь.
Не сквозит она всегдашним
В жесте, в очерке лица.
Нам постичь ее — не страшно,
Страшно — вызнать до конца.
Читать дальше