Владимир Маяковский: Поэмы (1922-февраль 1923)

что вот,

спокойный,

живет человек меж веселий и нег.

Радуюсь просторам,

радуюсь тишине,

радуюсь облачным нивам.

Рот

простор разжиженный пьет.

870 И только

иногда

вычесываю лениво

в волоса запутавшееся

звездное репьё.

Словно

стекло

время, -

текло, не текло оно,

не знаю, -

880 вероятно, текло.

И, наконец, через какое-то время -

тучи в клочики,

в клочочки-клочишки.

Исчезло все

до последнего

бледного

облачишка.

Смотрю на землю, восторженно поулыбливаясь.

На всём

вокруг

890 ни черного очень,

ни красного,

но и ни белого не было.

Земшар

сияньем сплошным раззолочен,

и небо

над шаром

раззолотон_е_бело.

Где раньше

река

900 водищу гоняла,

лила наводнения,

буйна,

гол_а_, -

теперь

геометрия строгих каналов

мрамору в русла спокойно легла.

Где пыль

вздымалась,

ветрами д_у_ема,

910 Сахары охрились, жаром леня, -

росли

из земного

из каждого дюйма,

строения и зеленя.

Глаз -

восторженный над феерией рей!

Реальнейшая

подо мною

вон она -

920 жизнь,

мечтаемая от дней Фурье,

Роберта Оуэна и Сен-Симона.

Маяковский!

Опять человеком будь!

Силой мысли,

нервов,

жил

я,

как стоверстную подзорную трубу,

930 тихо шеищу сложил.

Небылицей покажется кое-кому.

А я,

в середине XXI века,

на Земле,

среди Федерации Коммун -

гражданин ЗЕФЕКА.

Самое интересное, конечно, начинается отсюда. Едва ли кто-нибудь из вас

точно знает события конца XXI века. А я знаю. Именно это и описывается в

моей третьей части.

[1922]

В этой теме,

и личной

и мелкой,

герепетой не раз

и не пять,

я кружил поэтической белкой

и хочу кружиться опять.

Эта тема

сейчас

10 и молитвой у Будды

и у негра вострит на хозяев нож.

Если Марс,

и на нем хоть один сердцелюдый

то и он

сейчас

скрипит

про то ж.

Эта тема придет,

калеку за локти

20 подтолкнет к бумаге,

прикажет:

- Скреби! -

И калека

с бумаги

срывается в клёкоте,

только строчками в солнце песня рябит.

Эта тема придет,

позвон_и_тся с кухни,

повернется,

30 сгинет шапчонкой гриба,

и гигант

постоит секунду

и рухнет,

под записочной рябью себя погребя.

Эта тема придет,

прикажет:

- Истина! -

Эта тема придет,

велит:

40 - Красота! -

И пускай

перекладиной кисти раскистены -

только вальс под нос мурлычешь с креста.

Эта тема азбуку тронет разбегом -

уж на что б, казалось, книга ясна! -

и становится

- А -

недоступней Казбека.

Замутит,

60 оттянет от хлеба и сна.

Эта тема придет,

вовек не износится,

только скажет:

- Отныне гляди на меня! -

И глядишь на нее,

и идешь знаменосцем,

красношелкий огонь над землей знамени.

Это хитрая тема!

Нырнет под события,

60 в тайниках инстинктов готовясь к прыжку,

и как будто ярясь

- посмели забыть ее! -

затрясет;

посыпятся души из шкур.

Эта тема ко мне заявилась гневная,

приказала:

- Подать

дней удила! -

Посмотрела, скривясь, в мое ежедневное

70 и грозой раскидала людей и дела.

Эта тема пришла,

остальные оттерла

и одна

безраздельно стала близка.

Эта тема ножом подступила к горлу.

Молотобоец!

От сердца к вискам.

Эта тема день истемнила, в темень

колотись - велела - строчками лбов,

80 Имя

этой

теме:

. . . . . . !

Стоял - вспоминаю.

Был этот блеск.

И это

тогда

называлось Невою.

Маяковский, "Человек".

(13 лет работы, т. 2, стр. 77)

О балладе Немолод очень лад баллад,

и но если слова болят

о балладах и слова говорят про то, что болят,

молодеет и лад баллад.

Лубянский проезд.

Водопьяный.

90 Вид

вот.

Вот

фон.

В постели она.

Она лежит.

Он.

На столе телефон.

"Он" и "она" баллада моя.

Не страшно нов я.

100 Страшно то,

что "он" - это я

и то, что "она" -

моя.

При чем тюрьма?

Рождество.

Кутерьма.

Без решеток окошки домика!

Это вас не касается.

Говорю - тюрьма.

110 Стол.

На столе соломинка.

По кабелю Тронул еле - волдырь на теле,

пущен но- Трубку из рук вон.

мер Из фабричной марки -

две стрелки яркие

омолниили телефон.

Соседняя комната.

Из соседней

сонно:

120 - Когда это?

Откуда это живой поросенок? -