Владимир Маяковский: Поэмы (1922-февраль 1923)

К трем морям

простор

одуряющ и прям.

Волга,

180 посредине Дон,

а направо зигзагища Днепра.

До чего ж это замечательно!

Глобус - и то хорошо. Рельефная

карта - еще лучше.

А здесь живая география. Какой-нибудь

Терек - жилкой

трепещет в дарьяльском виске.

Волга игрушечная переливается

фольгой. То розовым, то

голубым акварелит

небо хрусталик Араратика.

Даже размечтался - не выдержал.

Воздух

голосом прошлого

ветрится басов...

Кажется,

над сечью облачных гульб

в усах лучей

головища Тарасов

Бульб.

190 Еще развинчиваюсь,

и уже

бежит

глаз

за русские рубежи.

Мелькнули

валяющиеся от войны дробилки:

Латвии,

Литвы

и т. п. политические опилки.

200 Гущей тел искалеченных, по копям скрученным,

тяжко,

хмуро,

придавленная версальскими печатями сургучными,

Германия отрабатывается на дне Рура.

На большой Европейской дороге,

разбитую челюсть

Версальским договором перевязав,

зубами,

нож зажавшими, щерясь,

210 стоит француз-зуав.

Швейцария.

Закована в горный панцырь.

Италия...

Сапожком на втором планце...

И уже в тумане:

Испания...

Испанцы...

А потом океан - и никаких испанцев.

Заворачиваю шею в полоборотца.

220 За плечом,

ледниками ляская -

бронзовая Индия.

Встает бороться.

Лучи натачивает о горы Гималайские.

Поворачиваюсь круто.

Смотрю очумело.

На горизонте Япония,

Австралия,

Англия...

230 Ну, это уже пошла мелочь.

Я человек ужасно любознательный. С детства.

Пользуюсь случаем -

полюсы

полез осмотреть получше.

Наклоняюсь настолько низко,

что нос

мороз

выдергивает редиской.

В белом,

снегами светящемся мире

240 Куки,

Пири.

Отвоевывают за шажками шажок, -

в пуп земле

наугад

воткнуть флажок.

Смотрю презрительно,

чуть не носом тыкаясь в ледовитые пятна -

я вот

полюсы

250 дюжинами б мог

открывать и закрывать обратно.

Растираю льдышки обмороженных щек.

Разгибаюсь.

Завинчиваюсь еще.

Мира половина -

кругленькая такая -

подо мной,

океанами с полушария стекая.

Издали

260 совершенно вид апельсиний;

только тот желтый,

а этот синий.

Раза два повернул голову полным кругом. Кажется, все наиболее

интересные вещи осмотрены.

Ну-с,

теперь перегнусь.

Пожалуйста!

Нате!

Соединенные

штат на штате.

Надо мной Вашингтоны,

270 Нью-Йорки.

В дыме.

В гаме.

Надо мной океан.

Лежит

и не может пролиться.

И сидят,

и ходят,

и все вверх ногами.

Вверх ногами даже самые высокопоставленные

лица.

280 Наглядевшись американских див_е_с,

как хороший подъемный мост,

снова выпрямляюсь во весь

рост.

Тут уже начинаются дела так называемые

небесные.

Звезды огромнеют,

потому - ближе.

Туманна земля.

Только шумами дальними ухо лижет,

голоса в единое шумливо смеля.

Выше!

290 Тишь.

И лишь

просторы,

мирам открытые странствовать.

Подо мной,

надо мной

и насквозь светящее реянье.

Вот уж действительно

что называется - пространство!

Хоть руками щупай в 22 измерения,

300 Нет краев пространству,

времени конца нет.

Так рисуют футуристы едущее или идущее:

неизвестно,

что вещь,

что след,

сразу видишь вещь из прошедшего в грядущее.

Ничего не режут времени ножи.

Планеты сшибутся,

и видишь -

310 разом

разворачивается новая жизнь

грядущих планет туманом-газом.

Некоторое отступление. -

Выпустят из авиашколы летчика.

Долго ль по небу гоняет его?

И то

через год

у кареглазого молодчика

глаза

начинают просвечивать синевой.

Идем дальше.

320 Мое пребывание небом не считано,

и я

от зорь его,

от ветра,

от зноя

окрасился весь небесно-защитно -

тело лазоревосинесквозное.

Я так натянул мою материю,

что ветром

свободно

330 насквозь свистело, -

и я

титанисто

боролся с потерею

привычного

нашего

плотного тела.

Казалось:

миг -

и постройки масса

340 рухнет с ног

со всех двух.

Но я

оковался мыслей каркасом.

Выметаллизировал дух.

Нервная система?

Черта лешего!

Я так разгимнастировал ее,

что по субботам,

вымыв,

350 в просушку развешивал

на этой самой системе белье.

Мысль -

вещественней, чем ножка рояльная.

Вынешь мысль из-под черепа кровельки,

и мысль лежит на ладони,