Владимир Маяковский - Поэмы (1922-февраль 1923)

комок сердечный разросся громадой:

громада любовь,

громада ненависть.

Под ношей

ноги

шагали шатко -

ты знаешь,

я же

ладно слажен -

190 и всё же

тащусь сердечным придатком,

плеч подгибая косую сажень.

Взбухаю стихов молоком

- и не вылиться -

некуда, кажется - полнится заново.

Я вытомлен лирикой -

мира кормилица,

гипербола

праобраза Мопассанова.

200 Подн_я_л силачом,

понес акробатом.

Как избирателей сзывают на митинг,

как сёла

в пожар

созывают набатом -

я звал:

"А вот оно!

Вот!

Возьмите!"

210 Когда

такая махина ахала -

не глядя,

пылью,

грязью,

сугробом

дамьё

от меня

ракетой шарахалось:

"Нам чтобы поменьше,

220 нам вроде танг_о_ бы..."

Нести не могу -

и несу мою ношу.

Хочу ее бросить -

и знаю,

не брошу!

Распора не сдержат рёбровы дуги.

Грудная клетка трещала с натуги.

Пришла -

деловито,

230 за рыком,

за ростом,

взглянув,

разглядела просто мальчика.

Взяла,

отобрала сердце

и просто

пошла играть -

как девочка мячиком.

И каждая -

240 чудо будто видится -

где дама вкопалась,

а где девица.

"Такого любить?

Да этакий ринется!

Должно, укротительница.

Должно, из зверинца!"

А я ликую.

Нет его -

ига!

250 от радости себя не помня,

скакал,

индейцем свадебным прыгал,

так было весело,

было легко мне.

Один не смогу -

не снесу рояля

(тем более -

несгораемый шкаф).

А если не шкаф,

260 не рояль,

то я ли

сердце снес бы, обратно взяв.

Банкиры знают:

"Богаты без края мы.

Карманов не хватит -

кладем в несгораемый".

Любовь

в тебя -

богатством в железо -

270 запрятал,

хожу

и радуюсь Крезом.

И разве,

если захочется очень,

улыбку возьму,

пол-улыбки

и мельче,

с другими кутя,

протрачу в полн_о_чи

280 рублей пятнадцать лирической мелочи.

Флоты - и то стекаются в гавани.

Поезд - и то к вокзалу гонит.

Ну, а меня к тебе и подавней

- я же люблю! -

тянет и клонит.

Скупой спускается пушкинский рыцарь

подвалом своим любоваться и рыться.

Так я

к тебе возвращаюсь, любимая.

290 Мое это сердце,

любуюсь моим я.

Домой возвращаетесь радостно.

Грязь вы

с себя соскребаете, бреясь и моясь.

Так я

к тебе возвращаюсь, -

разве,

к тебе идя,

не иду домой я?!

300 Земных принимает земное лоно.

К конечной мы возвращаемся цели.

Так я

к тебе

тянусь неуклонно,

еле расстались,

развиделись еле.

ВЫВОД

Не смоют любовь

ни ссоры,

ни вёрсты.

310 Продумана,

выверена,

проверена.

Подъемля торжественно стих строкопёрстый,

клянусь -

люблю

неизменно и верно!

[1922]

{* Дальнейшие части показывают безотносительность моего Интернационала

немецкому. Второй год делаю эту вещь. Выделывая дальнейшее, должно быть,

буду не раз перерабатывать и "открытое". (Прим. автора.)}

Были белые булки.

Более

звезд.

Маленькие.

И то по фунту.

А вы

уходили в подполье,

готовясь к голодному бунту.

Жили, жря и ржа.

10 Мир

в небо отелями вылез,

лифт франтих винтил по этажам спокойным.

А вы

в подпольи таились,

готовясь к грядущим войнам.

В креслах времен

незыблем

капитализма зад.

Жизнь

20 стынет чаем на блюдце.

А вы -

уже! -

смотрели в глаза

атакующим дням революций.

Вывернувшись с изнанки,

выкрасив бороду,

гоняли изгнанники

от города к городу.

В колизеи душ,

30 в стадионы-головы,

еле-еле взнеся их в парижский чердак,

собирали в цифры,

строили голь вы

так -

притекшие человечьей кашей

с плантаций,

с заводов -

обратно

шагали в марше

40 стройных рабочих взводов.

Фарами фирмы марксовой

авто диалектики врезалось в год_а_.

Будущее рассеивало мрак свой.

И когда

Октябрь

пришел и з_а_лил,

огневой галоп,

казалось,

не взнуздает даже дым,

50 вы

в свои

железоруки

взяли

революции огнедымые бразды.

Скакали и прямо,

и вбок,

и криво.

Кронштадтом конь.

На дыбы.

60 Над Невою.

Бедой Ярославля горит огнегривый.

Царицын сковал в кольцо огневое.