Владимир Маяковский: Поэмы (1922-февраль 1923)

богу поэзии с образами образов.

Поэзия - это сиди и над розой ной...

Для меня

невыносима мысль,

20 что роза выдумана не мной.

Я 28 лет отращиваю мозг

не для обнюхивания,

а для изобретения роз.

Надс_о_ны,

не в ревность

над вашим сонмом

эта

моя

словостройка взвеена.

30 Я стать хочу

в ряды Эдисонам,

Лениным в ряд,

в ряды Эйнштейнам.

Я обкармливал.

Я обкармливался деликатесами досыта.

Ныне -

мозг мой чист.

Язык мой гол.

Я говорю просто -

40 фразами учебника Марго.

Я

поэзии

одну разрешаю форму:

краткость,

точность математических формул.

К болтовне поэтической я слишком привык,-

я еще говорю стихом, а не напрямик.

Но если

я говорю:

50 "А!" -

это "а"

атакующему человечеству труба.

Если я говорю:

"Б!" -

это новая бомба в человеческой борьбе.

Я знаю точно - что такое поэзия. Здесь описываются мною интереснейшие

события, раскрывшие мне глаза. Моя логика неоспорима. Моя математика

непогрешима.

Внимание!

Начинаю.

Аксиома:

Все люди имеют шею.

Задача:

Как поэту пользоваться ею?

60 Решение:

Сущность поэзии в том,

чтоб шею сильнее завинтить винтом.

Фундамент есть.

Начало благополучно.

По сравнению с Гершензоном даже получается

научно.

Я и начал!

С настойчивостью Леонардо да Винчевою,

закручу,

раскручу

70 и опять довинчиваю.

(Не думаю,

но возможно,

что это

немного

похоже даже на самоусовершенствование йога.)

Постепенно,

практикуясь и тужась,

я шею так завинтил,

что просто ужас,

80 В том, что я сказал,

причина коренится,

почему не нужна мне никакая заграница.

Ехать в духоте,

трястись,

не спать,

чтоб потом на Париж паршивый пялиться?!

Да я его и из Пушкина вижу,

как свои

пять пальцев,

90 Мой способ дешевый и простой:

руки в карманы заложил и стой.

Вставши,

мысленно себя вытягивай за уши.

Так

через год

я

мог

шею свободно раскручивать на вершок.

Прохожие развозмущались.

100 Потом привыкли.

Наконец,

и смеяться перестали даже -

мало ли, мол, какие у футуристов бывают блажи.

А с течением времени

пользоваться даже стали -

при указании дороги.

"Идите прямо, -

тут еще стоят такие большие-большие ноги.

Ноги пройдете, и сворачивать пора -

но направо станция,

налево Акулова гора".

Этой вот удивительной работой я был занят чрезвычайно долгое время.

Я дней не считал.

И считать на что вам!

Отмечу лишь:

сквозь еловую хвою,

года отшумевши с лесом мачтовым,

леса перерос и восстал головою.

Какой я к этому времени -

даже определить не берусь.

120 Человек не человек,

а так -

людогусь.

Как только голова поднялась над лесами,

обозреваю окрестность.

Такую окрестность и обозреть лестно.

Вы бывали в Пушкине (Ярославская ж. д.) так, в 1925-30 году? Были

болота. Пахалось невесть чем. Крыши - дыры. Народ крошечный. А теперь!

В красных,

в зеленых крышах сёла!

Тракторы!

Сухо!

Крестьянин веселый!

130 У станции десятки линий.

Как только не путаются -

не вмещает ум.

Станция помножилась на 10 - минимум.

"Серьезно" -

поздно

является.

Молодость - известное дело - забавляется.

Нагибаюсь.

Глядя на рельсовый путь,

140 в трубу паровозу б сверху подуть.

Дамы мимо.

Дым им!

Дамы от дыма.

За дамами дым.

Дамы в пыль!

Дамы по луже.

Бегут.

Расфыркались.

Насморк верблюжий.

Винти дальше!

150 Пушкино размельчилось.

Исчезло, канув.

Шея растягивается

- пожарная лестница -

голова

уж_е_,

разве что одному Ивану

Великому

ровесница.

Москва.

Это, я вам доложу, - зрелище. Дома. Дома необыкновенных величин и

красот.

Помните,

160 дом Нирепзее

стоял,

над лачугами крышищу взвеивая?

Так вот:

теперь

под гигантами

грибочком

эта самая крыша Нирензеевая.

Улицы циркулем выведены. Электричество ожерельями выложило булыжник.

Диадемищами горит в театральных лбах. Горящим адрес-календарем

пропечатывают ночь рекламы и вывески. Из каждой трубы - домовьей,

пароходной, фабричной - дым. Работа. Это Москва - 940-950 года во всем своем

великолепии.

Винти!

Водопьяный переулок разыскиваю пока,

Москва стуманилась.

170 Ока змейнула.

Отзмеилась Ока.

Горизонт бровями лесными хмурится.

Еще винчусь.

Становища Муромца

из глаз вон.