Константин Бальмонт - Птицы в воздухе. Строки напевные

Праматерь кошмарных дней,

Колдунья снов безрассудных,

Земля, говори же ясней.

Бог Одежд Златоцветных,

Немеркнущий желтый цвет,

Радость дней безответных,

Солнце, дай мне ответ.

Богиня Одежд Опальных,

Колдунья бледных теней,

Ведунья рун изначальных,

Луна, будь бледней, но нежней.

Богиня Волос Лучистых,

Царица двойной высоты,

Венера, из далей сквозистых

Скажи, где тайник Красоты.

Так с болью, от века до века,

Я к Богам и Богиням взывал

Но, смеясь над мольбой Человека,

Потоплял меня плещущий вал.

Земля мне волчцы расстилала,

И вонзались мне в руки шипы

И опять возникало начало,

Бесконечность пустынной тропы.

И блуждала преступная сила,

И не раз меня Солнце сожгло,

И Луна меня обольстила,

Завлекла, хоть светила светло.

Лишь одна мне осталась богиня,

Царица двойной высоты,

Венера, и с нею пустыня,

И ужас одной Красоты.

Что тебе, мечтанье, надо,

Чтоб от будней отдохнуть?

— Лишь не это. Что-нибудь.

В чуждых странах дальний путь.

Многоцветность Колорадо.

Гор пурпуровых узор,

С их нежданностью уступов

Вид — о, вид хотя бы трупов,

Лишь не братьев с давних пор

Пусть хотя б тигриный взор,

Но не добрый взор участья,

Утомивший как ненастье,

Как осенних капель хор.

Вновь, как в детстве, ведать счастье,

Что в Природе ты один,

И как яркие запястья,

Как касанья сладострастья,

Чуят цвет иных долин,

Гордость красочных растений,

Цвет багряных сновидений,

Вспышку Майи, Колорин.

Меж всех цветов цветок найдется,

Что лучшим кажется цветком.

Меж песен — вещая поется,

Меж вскриков — Небо знает гром.

Есть Витцлипохтли меж Богами,

Он самый страшный Бог над нами,

Мечом он бьет, и жжет огнем.

Среди цветов есть цвет агавы,

И сок его есть пьяность сил,

Тот сок, исполненный отравы,

Кветцалькоатля опьянил.

И меж огней есть дивно-синий,

И меж Богинь — с одной Богиней

Наш дух не тщетно связан был.

Как между птиц есть лебедь белый,

Так Цигуакоатль, Змея,

Придя в Ацтекские пределы,

Являла белость бытия.

Ее движенья были нежны,

Ее одежды были снежны,

Ее воздушность как ничья.

Но, если только в темной ночи

Вставал тот нежно-белый свет,

Восторг кого-то был короче,

И кто-то знал, что счастья нет.

И кто-то был в переполохе,

И проносились в высях вздохи,

Как будто мчался Призрак Бед.

И каждый знал, что час урочный

Закончил целый ряд судьбин.

И плакал воздух полуночный,

И души плакали низин.

То Цигуакоатль летела,

Змея, чье нежно было тело,

Она же — Матерь, Тонантцин.

И где всего сильней шумели

Порыв и стоны бытия,

Там находили, в колыбели,

В пеленках, острие копья.

И это было как святыня,

И знали, вот, была Богиня,

Была здесь Женщина-Змея.

Тецкатлипока, Бог, нигде

Не возникающий для взгляда,

Хотя он шествует везде,

На Небесах, в исподах Ада,

И по Земле, и по Воде.

Глядящий пристально, и стройный,

Не гнется в край добра, ни зла,

Но, жизнь любя, он любит войны,

И хочет, чтоб жила стрела.

И потому он дух раздора,

И он дразнитель двух сторон,

Чтоб блеском вспыхнувшего взора

Был миг текущий озарен.

Чтоб трепетало пламя гнева

Чтоб в звуках бранного напева

Был стук мечей, и свист копья.

Чтобы рыдала звонко дева

Над красным цветом Бытия.

Тлалок, Тлалок,

Стада привлек,

Стада туманов сбил и спутал.

Небесный свод был пуст, широк,

Но встало облачко, намек,

И тучей весь он мир облек,

И он грозой весь мир окутал,

И у цветов, румянясь, рты

Раскрылись жаркие от жажды,

И пили жадные цветы,

И был в блестящих брызгах каждый,

Был в страсти красочный цветок,

Был в счастьи каждый лепесток,—

И, влажный, в молниях смеялся,

Отважный, в мире быстро мчался,

В лугах и в Небе расцвечался

Тлалок, Тлалок

Изумрудно-перистый Змей,

Изумрудно-перистый,

Рождающий дождь голосистый,

Сверкание ценных камней,

Пролетающий в роще сквозистой,

Среди засиявших ветвей,

Веселый, росистый,

Змей!

Обвивающий звеньями рвущейся тучи,

Необъятный, весь небосклон,

Властелин четырех сторон,

Затемняющий горные кручи,

Озаряющий молнией их,

Крестообразным огнем,

Смехом секунд огневых,