Марина Цветаева - Поэмы

И вдруг — огромной рамой

К живому чуду — Аз —

Подписанному — мрамор:

Ворота: даль и глаз

Сводящие. (В сей рамке

Останусь вся — везде.)

He к ферме и не к замку,

А сами по себе —

Ворота… Львиной пастью

Пускающие — свет.

— Куда ворота? — В счастье,

Конечно! — был ответ

(Двойной)…

Счастье? Но это же там, — на Севере —

Где-то — когда-то — простыл и след!

Счастье? Его я искал в клевере,

На четвереньках! четырех лет!

Четырехлистником! В полной спорности:

Три ли? Четыре ли? Полтора?

Счастье? Но им же — коровы кормятся

И развлекается детвора

Четвероногая, в жвачном обществе

Двух челюстей, четырех копыт.

Счастье? Да это ж — ногами топчется,

А не воротами предстоит!

Потом была колода —

Колодца. Басня — тá:

Поток воды холодной

Колодезной — у рта —

И мимо. Было мало

Ей рта, как моря — мне,

И всё не попадала

Вода — как в странном сне,

Как бы из вскрытой жилы

Хлеща на влажный зём.

И мимо проходила

Вода, как жизни — сон…

И, утеревши щеки,

Колодцу:— Знаю, друг,

Что сильные потоки —

Сверх рта и мимо pyк

Идут!..

И какое-то дерево облаком целым —

— Сновиденный, на нас устремленный обвал…

«Как цветная капуста под соусом белым!» —

Улыбнувшись приятно, мой спутник сказал.

Этим словом — гуда громовее, чем громом

Пораженная, прямо сраженная в грудь:

— С мародером, с ворóм, но не дай с гастрономом,

Боже, дело иметь, Боже, в сене уснуть!

Мародер оберет — но лица не заденет,

Живодер обдерет — но душа отлетит.

Гастроном ковырнет — отщипнет — и оценит —

И отставит, на дальше храня аппетит.

Мои кольца — не я: вместе с пальцами скину!

Моя кожа — не я: получай на фасон!

Гастроному же — мозг подавай, сердцевину

Сердца, трепет живья, истязания стон.

Мародер отойдет, унося по карманам —

Кольца, цепи — и крест с отдышавшей груди.

Зубочисткой кончаются наши романы

С гастрономами.

Помни! И в руки — нейди!

Ты, который так царственно мог бы — любимым

Быть, бессмертно-зеленым (подобным плющу!) —

Неким цветно-капустным пойдешь анонимом

По устам: за цветущее дерево — мщу.

Апрель 1934 — июнь 1936

……… ежевика,

Плети, плетень.

Возле люльки — глади-ка —

Вторая тень:

Грудь кумашная, шерсть богатая:

Нянька страшная, бородатая.

………….…………

Сапогом следит.

В колыбель — дитю

Бородой глядит.

— Свернись катышком,

Заткнись пробочкой!

А нý, матушка!

А нý, кровушка!

А нý, ……….!

А нý, милушка!

Теки, кровушка,

Домой — в жилушки.

Так на сем тебе слове —

И крест и ключ.

(А еще не уймется —

Еще покличь!)

Ла — зорь,

Сни — игирь

И опять — стопудовым жерновом

Половина — какого черного?

— В голубые пруды атласные —

Часа — царствованья — сплошь красного!

Настоящего Моря Красного!

От Ходынского Поля красного

До веселого и красивого

Алексея Кровоточивого

На последнюю каплю — щедрого!

Половина — давно ли первого? —

Осиянного и весеннего —

Часа — царствованья — последнего

На Руси…

Не страшитесь: жив…

Обессилев — устав — изныв

Ждать, отчаявшись — на часы!

Спит Наследник всея Руси.

Аня с круглыми плечами,

Аня с пухлыми щеками

Сдобных булочек молочных,

Потолочных

Ангелочков.

Брови дугою,

Румянец до пуговок.

Между одной — и другою

И другом их

Вот — двое. В могучих руках — караван.

Проходят, кивают. И я им киваю.

Россия! Не ими загублена — эти

Большие, святые, невинные дети,

Обманутые болтунами столицы.

Какие открытые славные лица

Отечественные. Глаза — нашей Ани!..

Не плачу. Боюсь замочить вышиванье, —

— Зеленые ветки, Анютины глазки —

Для Матери здешней тружусь Абалакской —

Да смилостивится… С приветом и с хлебом

Давно уже скрылись, а всё еще следом

Киваю…

(И слезы на пяльцы, и слезы на пальцы,

И слезы на кольца!..) О, Господи, сколько!

Доколе — и сколько?.. О, Господи, сжалься

Над малыми сими! Прости яко — вору…

Сестре Серафиме — сестра Феодора.

Обитель на горе.

Молитва на коре.

Не знала та береза,

Дороги на краю,

Что в лютые морозы

Затем красу свою

— Сибирскую «корицу» —

Белила и спасала —

Чтоб русская Царица

На ней письмо писала