Л. Кобылинский - STIGMATA

их взгляды встретить было б взглядам ново,

их имена не смел бы я назвать;

так каждый миг незримым внемля хорам,

я брел один, не смея глаз поднять,

по сумрачным и строгим коридорам.

и годы расточались, словно дым,

но Ты повсюду с нежно-строгим взором,

окружена сияньем золотым!..

Мать приняла сыновние моленья,

и в небо отошел я молодым.

Я шлю с небес свои благословенья

вам, девушки моей родной земли,

в Раю мне внятней ваши песнопенья,

мне ваши слезы здесь видней, вдали!

О верьте: взор святого прочитает

всю груду писем, брошенных в пыли;

когда собор поет и зацветает,

и в каждом сердце снова дышит май;

мой взор простая надпись умиляет:

«Заступнику, святому Луиджи, в Рай!»

Ослеплена сияньем нестерпимым,

я прошептала робкие слова,

пред Женихом единственно любимым,

от ужаса и счастья нежива:

«Господь, умерь твоих лучей потоки,

не сжегшие моих очей едва!..

Как лезвие меча, они жестоки,

иль дай невесте ангельскую плоть!..»

Но замерли безумные упреки,

иные очи мне отверз Господь,

свевая с вежд моих туман печальный,

Он дал мне ужас света побороть.

Диск солнечный мерцал свечой венчальной;

все пламенным венцом окружено,

сияло Сердце, как сосуд хрустальный,

прозрачней, чем священное вино;

кровавая на нем зияла рана,

увито было тернием оно,

но, как светило блещет из тумана

над Ним, приосенив святую кровь.

Креста пылала вечная Hosanna.

И стал мне внятен глас: «Не прекословь!..

Прими свои последние стигматы,

да будет миру явлена любовь

невестою с Распятым сораспятой,

стань ученицей Сердца Моего,

и станешь вновь рожденной и Веаt'ой!..

Святой любви свершится торжество:

погаснет Солнце, мы пребудем вместе...

Лия лучи блаженства своего,

Святой Жених грядет к своей невесте!..»

Упала я пред Ним без сил вздохнуть

и, плача, улыбалась доброй вести,

и вдруг лучи мою рассекли грудь,

и сердцу моему так сладко было

к сосуду Сердца Божьего прильнуть,

и нас одно сиянье окружило.

I.

Четыре дня томительного сна,

четыре дня предчувствий беспокойных,

и, наконец, душа отрешена.

Вот развернул извивы звений стройных

торжественно-рыдающий хорал

взываний и молитв заупокойных.

Он близился, он грустно замирал,

и было мне, почившей так прекрасно,

следить, как в сердце пламень догорал,

и улыбаться странно-безучастно,

смотря, как к золотому гробу мать

и две сестры в слезах прильнули страстно.

Легла на сердце строгая печать,

им был восторг мои тайный непонятен,

не смела я их слезы понимать.

Вдруг тихий зов сквозь сон стал сердцу внятен,

и взор скорбящий в душу мне проник,

и вспыхнули огни кровавых пятен,

меня назвал Он трижды и поник,

а я, ответ замедлив свой, не знала,

то был ли голос Агнца, иль в тот миг

моя ж душа меня именовала;

но я была безгласна как дитя,

на милосердье Агнца уповала.

Он улыбнулся, содрогнулась я,—

а там, внизу, из брошенного тела,

скользнув по гробу, выползла змея,

клубясь, свивала звенья и свистела

и горстью мертвой пепла стала вдруг,

и вот я к Жениху простерла смело

огни моих крестообразных рук,

и дивные предстали мне виденья

среди моих неизреченных мук:

был искус первый — искус нисхожденья,

душа была низвергнута во Ад,

вокруг, стеня, толпились привиденья,

и в той стране, где нет пути назад,

черты родные всех, что сердцу святы,

я встретила и отвратила взгляд.

Была дыханьем огненным объята

я у разверстой пасти Сатаны,

заскрежетал он, словно мавр проклятый,

но вождь незримый с правой стороны

со мною шел, мне в сердце проливая

целительную влагу тишины.

За Женихом я шла, не уставая.

и невредима посреди огней

свершала путь, молясь и уповая,

сквозь все ряды мятущихся теней

по лестнице великой очищенья

и через седмь священных ступеней.

И каждый миг чрез новые мученья

меня влекла незримая рука,

изнемогая в муках восхожденья,

пережила я долгие века...

II.

Услышав зов, склонилась я к подножью,

дух ангельский и девственное тело

предав Кресту, объята сладкой дрожью,

и, плоть свергая, тихо отлетела.

(Последнее то было обрученье!)

Поникли руки, грудь похолодела,

и замерло предсмертное биение;