Л. Кобылинский - STIGMATA

Всегда незрима и всегда безгласна,

цветок, где луч росы не смел стряхнуть,

Ты снизошла, дыша печалью ясной...

Безгрешна эта девственная грудь,

и непорочны худенькие плечи,

как грудка ласточки, как млечный путь.

Ты внемлешь и не внемлешь скудной речи,

Ты, не нарушив кроткий мир чела,

безгласно руки, бледные, как свечи,

вдруг надо мной, поникшим, подняла,

и возле, словно белых агнцев стадо,

мои толпятся добрые дела.

Вот белизны чистейшая услада

все облекла в серебряный покров,

и сердце чуть трепещет, как лампада;

легко струится покрывало снов,

Твоих огней влекомо колыханьем,

и млечный серп в венце из облаков.

К Твоим стопам приникнул с обожаньем.

Ты дышишь все нежнее и грустней

неиссякаемым благоуханьем.

И все благоухает, скорбь огней,

печаль к Тебе склоняющихся сводов,

восторг к Тебе бегущих ступеней

и тихий ужас дальних переходов...

Вот, трепетом переполняя грудь,

как славословья звездных хороводов,

благоволила Дама разомкнуть

свои уста, исполнена покоя:

«Я — совершенство и единый путь!..

Предайся мне, приложится другое,

как духу, что парит в свободном сне,

тебе подвластно станет все земное,—

ты станешь улыбаться на огне!..

Мои благоухающие слезы

не иссякают вечно, и на мне

благоволенья Mater Doloros'bi.

Люби, и станет пламя вкруг цвести

под знаменьем Креста и Белой Розы.

Но все другие гибельны пути!..

Покинув Рай, к тебе я низлетела,

чтоб ты дерзал за мною возойти,

бесстрашно свергнув грубый саван тела!

Да будет кровь до капли пролита,

и дух сожжен любовью без предела!..»

Замолкнула... Но даль и высота

поколебались от небесных кличей,

и я не смел пошевелить уста,

но сердце мне сказало: «Беатриче!»

Из О. Уайльда

Стоял над морем я, безмолвный и унылый,

а ветер плачущий крепчал, и там в тени

струились красные, вечерние огни.

и море пеною мои уста омыло.

Пугливо льнул к волне взмах чайки длиннокрылой.

«Увы! — воскликнул я. — Мои печальны дни,

о если б тощий плод взрастили мне они,

и поле скудное зерно озолотило!»

Повсюду дырами зияли невода,

но их в последний раз я в бездны бросил смело

и ждал последнего ответа и плода,

и вот зажегся луч, я вижу, онемелый,

восход серебряный и отблеск нимбов белый,

и муки прежние угасли без следа.

Из Ж. М. Эредиа

На темной паперти, прекрасна и чиста,

рукою щедрою, стыдливой, благородной

ты сыплешь золото небес толпе народной

и ослепляешь всех. как яркая Мечта.

Тебя смущенные приветствуют уста,

но ты разгневана, скрываешь лик холодный,

отдернут в гневе прочь край мантии свободной,

очей потупленных померкла красота.

Но бог, чья власть во всех сердцах повелевала,

в тебе сочувствия источник пробудил,

и ты замедлила оправить покрывало;

казалось, нежный взор меня благодарил,

и дрогнул шелк ресниц роскошный и тенистый,

как будто сень листвы прорезал серп лучистый.

Тому, кто не простил Творца,

навек потоки слез!

Но радость, радость без конца.

к кому пришел Христос!

И смерть тому, кто терн венца

не взлюбит больше роз!

Но радость, радость без конца,

к кому пришел Христос!

Блажен, кто слышал звон кольца

и сердце в дар принес!

Но радость, радость без конца,

к кому пришел Христос!

Блажен, кому в дому Отца

быть гостем довелось!

Но радость, радость без конца,

к кому пришел Христос!

«Crux est porta Paradisi,

In qua sancti sunt confisi,

Qui vicerunt omnia!»

S. Bonaventura.

Страшней и крепче не было союза

меж Господом и смертным никогда!..

Вся жизнь твоя, многострадальный Суза,

ряд подвигов, мучений и стыда!..

Ты в каждом брате прозревал Иуду,

в плодах земных — яд райского плода,

отверженник, от колыбели всюду

ты осязал дыханье Сатаны,

едва спасенью верить смел, как чуду.

Ты вопросил,— и тайны Ада сны

разоблачили пред тобой до срока:

весь ужас неискупленной вины,

средь грешных сонмов, мучимых жестоко,

в стране Суда. где милосердья нет,

твой бледный лик твое ж узрело око,

и, пробудясь, ты страшный дал обет,

и стала жизнь твоя лишь жаждой муки,

и эти муки длились сорок лет.

Где б ни был ты, повсюду, в каждом звуке

ты слышал стук вбиваемых гвоздей,

распятые ты всюду видел руки;