Алла Иоффе - Картинки. Рисование словом

Пыль зимы смывает с улиц серый дождь…
Нет улыбки солнца в небе. Ну, и что ж?
Слёзы душу отмывают от тоски,
но ложатся тяжкой болью на виски.
Слёзы капают на щёки и асфальт,
и ручьём бегут куда-то в реки, вдаль.
Небо серое, тяжёлое висит,
а под ним душа во мне, как будто спит.
Пыль зимы с души смывает серый дождь,
а весна к ней не приходит. Ну, и что ж?

Редкий ситец неба, а набивкой ветки
с только появившейся мелкою листвой,
ветви прорисованы в виде мелкой сетки,
собранной пучками ведьминой метлой.
Сеткой по асфальту, грубой мешковиной
тень от тех же веток растянулась всласть,
отраженья листьев в лужах мелкой тиной,
лужи распахнулись к небу, словно пасть.
Батиком закаты, золотом рассветы,
и ночного неба расписной купон.
Прячутся за ними полные ответы
на вопросы главные, взявшие в полон.
Скоро, очень скоро ночи испарятся,
и тогда, наверно, разорвётся сеть…
В полдень белой ночи мне ответы снятся,
соловей в сирени может их напеть.

Летнее солнце и первая зелень,
ясного неба не выцветший цвет,
ветви деревьев, не дарящих тени,
жизнь согревающий солнечный свет.
Ночи короткие, словно в июне,
сон прерывает нежданный рассвет…
Но у природы не может быть уний
лета с весною, которой уж нет.
И непонятно, чего ожидает
нынче душа, просто ищет ответ.
Лето весну не в июне сменяет?
Будет ли летом весна или нет?

Слегка ущербный нынче диск луны
с кривой ухмылкой смотрит в наши сны.
И столько горечи таит тот лунный взгляд,
как будто он в кошмарах наших виноват.
Так бледен нынче ночью лунный диск,
с такою болью он на Землю смотрит вниз,
что, кажется, ему уже давно
безумно больно, только больно, но
пройдёт ещё совсем немного дней,
луна поправится и станет веселей.
И, может, веселее станет нам
с его улыбкой нежной по утрам.

Отступивший залив гладким шёлком лежит.
Он окрашен, как небо, неровной полоской.
Валуны, как подушки, залив будто спит,
на колючей перине — холодный и плоский.
Акварель разлита, словно детской рукой,
по воде и по небу без всякой системы.
Швом неровным лежит горизонт над водой.
Что за ним? Это лайнер? А может, трирема?
Пахнет древностью воздух. Остатками скал
показались вдруг в море осколки гранита.
Спит наш древний залив. Он ужасно устал.
В снах его проплывает всё то, что забыто.

Ну, вот и дождь… Давно ведь ждали.
Сирень и ландыши в саду
промокли, но красивей стали
(от жажды мучились в жару).
Пусть тут же их прибило градом,
но ведь, наверно, отойдут…
И даже в доме пахнет садом,
и птицы всё равно поют.
Пора топить, пожалуй, печку,
да и давно закрыть окно,
купить, на всякий случай, свечку,
пока на улице светло.
Что ж… Как бы ни было мне худо,
но дождь пройдёт, растает град,
я вместе с птицами петь буду,
любуясь на цветущий сад.

Залив ушёл, дно поросло травою.
Лишь чайки на камнях.
Они кричат, кружатся над водою.
В их криках страх.
А я бреду по берегу пустому
под этот крик.
Да что ж вы — чайки раскричались снова?
И ветер стих.

Между солнцем и штормом
раскачались качели:
то взлетают от ветра,
то плывут еле-еле.
И людей, и природу
на качелях качает.
Ливень с солнцем сегодня,
видно, в прятки играют.
В ярком солнце сияют
бриллиантами ели,
птицам нынче раздолье:
сразу душ и качели.

Опять трава в жасминовом снегу,
а значит скоро середина лета.
Кричат вороны, кликая беду.
Всё те ж вопросы… Так же без ответа.
Быть может, ты, залив, мне дашь ответ?
Шуршит залив приливною волною,
слепит глаза закатный солнца свет,
играя с золотой его водою.
Ответов нет у ветра и дождя,
их нет у ночи, и у дня их нету.
Лишь тонкий месяц смотрит на меня…
Не знаете ль какой-нибудь приметы?
А в воздухе жасмина аромат
туманит голову мне нынче, словно ладан.
Ну, где ж ответ найти мне может сад,
когда вопрос ему ещё не задан.