Константин Бальмонт - Хоровод времен. Всегласность

В саду проходит юный,
С ним рядом молодая
В ветвях звенят им струны,
Ручей, с камней спадая,
Поет, поет, поет,
В цветах им светлый мед
Невеста — Полночь Мая,
Жених, он кто? Узнай.
Он День, а, может, Май?

На нем одежды красны,
На ней одежды черны.
Но оба так согласны,
Взаимности покорны
Целует он ее,
«Ты все, ты все мое».
Ее мечты узорны,
Как бриллиант она
В оправе черной сна.

Жених — светловолосый,
Глаза ею — зелены,
У ней же черны косы,
Глаза ее затоны,
В них светлая печаль,
Прозрачней, чем хрусталь
В саду проходят звоны,
Поют цветы, дыша:
«Влюбленность хороша».

Весь Май процеловались,
В Июнь зашли, не зная,
Заря с зарей встречались,
Любовников встречая
И свет вошел во гьму,
И все отдав ему,
Бледнея, Полночь Мая
С Июньским нежным днем
Растаяла огнем.

Семицкая неделя — зеленая, русальная,
Часы Зеленых Святок, во всем году единые,
В душе тоскует сказка, влюбленная, печальная,
И быстро разрешится в те ночи воробьиные.
Вот девушки Куда они? Лесной мечтой дышать.
Вот девушки Куда они? Кукушку провожать.
Семик, четверг зеленый, березка завита
О чем же ты тоскуешь, стыдливая мечта?

Влечет река во влажность, течет река хрустальная.
О, девушки, куда вы? Русалки защекочут вас.
А если не войдете, прощай мечта венчальная.
О, девушки, куда вы? Русалки захохочут вас.
Войдешь в реку, забудешься, утонешь ты в воде,
Уйдешь от вод, и сон уйдет, и нет его нигде.
О, девушка, войди в хрусталь, но в воды травку кинь,
Спасет тебя одна трава, печаль, печаль, полынь.

Тело играет,
Душа глядит.
Тело в лугах незабудки сбирает,
Тело уходит в скит.
Маки срывает, меняет свои вид,
В страшности, в страстности входит, взирает.
В полдни и в ночи себя убирает,
Выхватит нож,
Скажет — хорош.
Сплетет, заплетет без конца поцелуи.
Брызнет — огни. И огни хороши.
Вечные струи.
Все ж у души
Взора оно не смутит.
Вот оно снова, по пыльной дороге, на Храм собирает.

Тело играет,
Душа глядит.

Могучий рог, изогнутый и полный,
Пьянящим медом — предо мной.
Я пью, я пью, живительные волны
Умчали душу под Луной.

О, Царь-Девица, Лебедь вековая,
Как искрометен этот мед.
Он стар, он стар, и потому, живая,
Волна в душе моей течет.

И этот рог, что ты, о, Царь-Девица,
Мне поднесла, становится жезлом.
И я царю, и ты горишь, зарница,
Мы будем молнией вдвоем.

И этот рог, что ты, о, Царь-Девица,
Мне поднесла, становится рулем.
И мы скользим, летит двойная птица,
И мы плывем, и мы плывем.

В мозг мой, в зрение, и в слух
Влился нежный женский дух.
И в душе расцвет цветка,
Имя — девичья тоска.

Этот ласковый цветок
Между травок одинок.
Как вечерний слышен звон,
Голубой и белый он.

А как Ночь на высоте
Звезды мчит к одной черте,
Он, меняясь каждый час,
Смотрит глубью жадных глаз.

То засветится как трут,
То блеснет как изумруд,
То ласкательно-лучист
Задрожит как аметист.

В малом домике пожар,
В храме свечи — Божий дар.
Опрокинувшись в воде,
Кличет в глубь звезда к звезде.

В спадах вод хрустальный звон,
Целый лес заворожен.
В безглагольности озер
Звездно-зыбкий разговор.

А как Ночь на высоте
Отойдет к своей черте,
На прогалине лесной
Расцветает цвет иной.

Он как рдяность нежных ран,
Застыдился, он румян,
Он горит, не хочет ждать,
Хочет вовсе красным стать.

Лунный камень, тихий пламень, тихий пламень, не простой
То прозрачный, то туманный, сребротканный, золотой.
То скользящий, словно в чаще луч-фонарик светляка,
То грозящий, словно в чаще ждет колдун изподтишка.
То как тайна Океана, что, седой, бессмертно-юн,
То как ранний свет тумана, то как звоны дальних струн.
То как раковина Моря, что как будто бы горит,
А как будто не для глаза, а для слуха говорит.

То как змеиный свет опала, то как сказка жемчугов,
Как церковный звук хорала в час спасенья от врагов.
То как верба в ночь ущерба, или в первый миг серпа,
Лунный камень, струнный пламень, от тебя в тайник тропа.