Влад Снегирев - Осколки разбитого неба

Нас приветствуют насмешкой.
Глаз пытливый впился в строчку.
Не хочу быть просто пешкой,
незаметной, малой точкой.

У меня разбито сердце.
Горстка пепла вместо счастья.
Но в душе звучит как скерцо
отзвук рифмы с жгучей страстью.

Это что - виденье свыше?
Сны невольно отражаем?
Мы стихи не просто пишем,
а мучительно рожаем.

2017

Конец лета. Спадает жара.
Я не помню, что было вчера
и не знаю, что явится завтра.
Это просто такая пора,
когда в поле туман до утра
и цветут грациозные астры.

Вчера вечером были дожди.
Перемен в этой жизни не жди,
с каждым годом становится хуже.
И всё лучшее — там, позади,
только холод, растущий в груди.
Воробьи пьют водичку из лужи.

Это осень приносит печаль,
затуманив небесную даль,
и укрыв землю жёлтой листвою.
Время в пыль всё сотрёт, даже сталь.
И ему нас не жалко... Не жаль.
Что же делать с осенней тоскою?

2017

Эти строчки от злости невольно легли
на пустынный простор белоснежной страницы.
Я живу на окраине грешной Земли:
в обнищавшей державе, на самой границе.

Здесь кончается Запад, застряв навсегда
в непролазном болоте коррупции гнойной.
Правят жадность и подлость, короче - орда,
присосавшись к стране, как к коровушке дойной.

На Востоке давно полыхает пожар,
где в тяжёлом дыму молча спят терриконы.
Там соседи наносят «ответный удар»,
разум свой потеряв, наплевав на законы.

И пока слева Запад, а справа Восток,
нам и дальше придётся так жить — под прицелом,
угождать, лебезить и платить всем оброк,
вспоминая геройских дедов между делом.

Оттого прячу паспорт в кармане штанин,
одеваюсь в джинсу, модный блейзер двубортный.
Не завидуйте, люди, ведь я гражданин
сумасшедшей эпохи в стране второсортной.

2017

Ты уходишь, сжав бледные губы,
на прощанье сказав: «навсегда»,
не сумев отыскать в однолюбе
ничего, кроме холода льда.

Только знай - это вместе с тобою
жизнь беззвучно уходит моя.
Пусть же тополь заплачет листвою,
если это не сделаю я.

Я тебя никогда не забуду.
Ты уйдёшь – и я тотчас замру.
Может быть, ты уходишь отсюда
мимолётную кончив игру?

Или, может, от жизни устали,
и напрасно мы отдыха ждём?
Только радости нет без печали.
Одиночество легче вдвоём.

Я проснулся. Ты рядом лежала...
И знакомый узор на стене.
Слава богу, ты даже не знала,
что случилось со мной в этом сне.

В занавеске запутался ветер,
опьянённый цветущей весной.
Существует же счастье на свете,
если снова ты рядом со мной.

2017

В деревне Бог всегда со мной как тень,
ведь здесь его и юность, и истоки.
К нему идти не надо в храм далёкий,
вставать досрочно, запрягая лень.

Ему понятны крики петухов
и шелест листьев, и язык звериный,
и голос звезд – такой неповторимый,
и даже плач несозданных стихов.

Я это наблюдаю день за днём.
Здесь нет святош, а также атеистов.
И птичий хор напевом голосистым
о том поёт в смирении земном.

Негромок звук скрипящих половиц,
что по ночам меня уже не будит.
Но знаю я – Он был, и есть, и будет,
неразличим среди спешащих лиц.

2017

Он был банкир, сидящий на кредитах,
крутил валюту с множеством нулей;
счета в офшорах, банков реквизиты
держал надёжно в памяти своей.

Жена наивна, молода, красива,
с прекрасным телом греческих богинь;
нежна как фея, в меру молчалива,
глаза с отливом в трепетную синь.

Он трудоголик. Пал на землю вечер,
стихает шум в кварталах городских,
спешит домой весь в предвкушеньи встречи,
в плену фантазий эротических.

А к ней мигрень пришла с хандрой и сплином,
причём, уже задолго до него.
Ей не нужны ни тряпки, ни мужчины,
ни секса, денег, в общем — ничего.

Он дверь открыл, а свет горит повсюду,
цветов увядших вонь со всех сторон,
она пьяна и снова бьёт посуду….
Кажись, сервиз на двадцать шесть персон.