Мишель Уэльбек - Очертания последнего берега. Стихи

Попроще (новый мир задумал сотворить).

Я, умствуя, часов провел немало

В траве на склоне дня:

Зуд философский донимал меня,

А небо так сияло.

Знакомый в жизни с тем, что клонится у упадку,

С путями, что всегда заводят в тупики,

( Не мог я и вообразить,

Что, как бы жизнь ни оскудела,

Отвратное желанье быть

Во мне все ж накрепко засело.

Какая-то тупая сила

Остановиться не дает,

Хотя нам все уже постыло

И очевиден наш уход ).

В разброде чувств, в тоске встаем мы по утрам

И дышим без проблем под небом бестревожным,

Но мы не верим в то, что жизнь еще возможна,

Что живы мы еще, что срок не вышел нам.

Расстались с детством мы, у всех своя игра;

В плену привычки или сами захотели,

Порывы страстные мы подавить сумели,

И вот уж партию заканчивать пора.

Клубится серый прах над зыбким основаньем,

А ветер налетит – и чист простор от пыли.

Хотелось жить, и мы об этом не забыли.

Безвольные тела застыли в ожиданье.

Собачкой белой быть, за палочкой стократ

бегущей перелеском,

Иль старым пастырем, свершающим обряд

без стонов в день воскресный.

Иметь любую, в общем, веру, овладеть

набором жестов, схожих

С дурацким танцем, простеньким, что станцевать

легко и быстро сможешь,

Как турки, в хоровод встав бодро, без усилий,

почти без размышленья.

Достичь бы наконец всегдашнего блаженства

возврата, повторенья.

Мой единственный друг, электрический счетчик,

Как пройдет полчаса, треск сухой издает,

И его механизм, нет которого четче,

Утешает меня средь недавних невзгод.

В детстве я обладателем был диктофона,

И, читая стихи, ироничный слегка,

Я восторги поэтов прилежно слагал

В дружелюбную глубь двух его микрофонов.

Да, подростком, не знающим мир, глуповатым,

Я приборы любил совершенных конструкций.

Жизнь казалась значительной мне и богатой

При условии чтенья их мудрых инструкций.

Существа человекоподобные рядом

Не тревожили сон мой, что было мне впрок.

Жизнь свою я устраивал как старичок,

Милый, тихенький, но с проницательным взглядом.

Афиша “Топ Санте”, [209] “Топ Санте” – журнал, посвященный теме здоровья. на ней толпа людей.

Проблемы либидо… Надежное решенье…

Надежней умереть, чтоб синие сиденья

Очистились в метро. Придумать поновей

Уклад, другую жизнь, другое поколенье,

Другие рельсы. Вот сияет

Платформа “Бусико”, не сбиться.

Вся в белой плитке. Полагаю,

Везеньем было бы жениться.

Хочу ярчайший миг прожить,

Он стал бы совершенным даром

И смог бы смерть преобразить;

Феликс Фор… [210] Фелúкс Фор (1841–1899) – президент Франции в 1895–1899 гг.; по одной из версий, умер от удара во время свидания с куртизанкой. Станция метро “Бусико” расположена под проспектом его имени. признаки удара…

Мелькают станции, и скоро

Готовиться мне к пересадке.

Жизнь, вот она, почти покорна,

Но всё со мной играет в прятки.

Жмут велогонщики, средь них

Имеются соцдемократы.

От боли, страха я притих.

Мученья – за победу плата.

Увидев Рийса [211] Брайне Рийс – датский велогонщик, победитель Тур де Франс 1996 года. в их гурьбе

И как ему дается трасса,

Я уж не помню о себе.

Его лицо кривит гримаса,

Он выглядит как человек,

Уверенный: спасенье – в муке.

Войдут в историю навек

Его тестикулы и руки.

Но красоты не будет в ней,

Ни радости, один лишь долг.

И голос жалости во мне,

Надежды голос все не молк.

Ответственности явный груз —

Твоей супруги тачка. Тесно

Тебе в ней, лучше бы петь блюз

С невзрачным маленьким оркестром.

Года идут, а ты все тот же,

Жизнь изменить не бросил план.

Все потому, что ты художник,

Романтик, старый наркоман.

Потом притягивать все вдруг перестает.

Остался прежним мир, и в нем полно предметов

Непрочных, суетных, в которых толку нету,

И льется тусклый свет с безжизненных высот.

Сторона “Б” существованья,