Мишель Уэльбек - Очертания последнего берега. Стихи

Я люблю цитадели, построенные в лазури,

Мне нужна вечность – или уверенность в ней сперва.

Внимательный осмотр земляного покрова в сосновом бору позволяет выявить глубокую дисгармонию среди образующих его веточек, иголок и сучьев. Эта дисгармония, как показывает наблюдение, порождает целый особый мир, она же определяет судьбу насекомых. Насекомые спариваются, озабоченные выживанием, полностью зависящим от случайностей. Их общественная жизнь представляется ограниченной.

Я так и не смог принять до конца кантаты

Иоганна Себастьяна Баха —

Слишком правильное в них соотношение

звучанья и тишины,

А мне нужен вопль, поток разъедающей магмы,

ощущение натиска и размаха,

Чтобы пробить безмолвие тьмы.

Мое поколение, похоже, открыло заново секрет музыки идеально ритмичной и, следовательно, идеально скучной. От музыки до жизни – один шаг. Не по заказу и не корысти ради, просто служа человечеству, я одну за другой зажигаю упрямо спички поэзии. К счастью, вирус СПИДа не дремлет.

Поворошим-ка сено тут:

Коровы стали слишком нервны.

В автобус, как в загон, войдут —

Тоска и боль в глазах безмерны.

Я уважаю всех коров,

Но от кобылок юных в трансе.

Я стать апачем был готов,

Но я работаю в Дефансе. [97] Дефанс – район ультрасовременной архитектуры на окраине Парижа.

Кто видел башню ГАН [98] Башня ГАН – один из небоскребов Дефанса, штаб-квартира страховой компании GAN . хоть раз,

Тот знает дней моих теченье,

По форме черепа тотчас

Поймет он все мои мученья.

Я в прерии хотел бы жить

Бескрайней, с легкой дымкой серой,

И эту родину любить

Уж точно мог бы полной мерой.

Кобылки скачут взад-вперед,

С оглядкою, боясь ошибки.

Торгующие – сущий сброд,

Но до ушей у них улыбки.

Вся напряглась она, меня заметив рядом,

С иронией сказав: “Как мило, что вы здесь…”

Округлости ее ощупав беглым взглядом,

Я вышел. Стол мой пуст был непривычно. Весь.

Бумаги я на нем бросал в конце недели,

Чтоб в понедельник вновь найти их на местах.

Мне нравилась она. За трепетность и страх,

За порчу тайную, скрывавшуюся в теле.

Она жила вдали от центра, в Шептенвиле.

Ребенок рыженький, видак… И что еще там?

Без шума лишнего и без столичной пыли…

Да, порнофильмы плюс. Но дома, по субботам.

Как секретарь она возилась с почтой срочной,

Старалась исполнять приказы непреложно.

Ей было тридцать пять, и пятьдесят возможно…

Для смерти, думаю, не важен возраст точный.

Улица Сюркуф блестит, как склянка,

В сетке ливня магазин колбас,

А влюбленная американка

Пишет другу сердца в Арканзас.

Жизнь струится за глотком глоток;

Под зонтами прячась близоруко,

Ищут выход – непростая штука —

Смертные меж паникой и скукой

(Выброшен окурок в водосток).

Жизнь на малой высоте. Безлюдье.

Вялый темп бульдозера в траве.

Кончилась одна из интерлюдий —

Час сидения в пустом кафе.

Девушки в метро, легко ступая,

Порождают стресс и волны хмеля,

Адски соблазнительные в мае.

(Я ушел на службу без портфеля.)

Поискать любви в толпе вокзальной?

Или сексуальных приключений?

Нет, на вещи я смотрю реально,

Только временами столбенею.

Пломбы на вагонах, знаки “стоп”

Вдоль путей (маршрут “Балар – Кретей”).

Тут я попросту упал как сноп.

Был один из лучших майских дней.

Так весны открытье состоялось —

Юбок сногсшибательный балет.

Времени почти не оставалось

(Но я знал: покоя плоти нет).

Жизнь как вечность с полным пансионом —

Диско-вечеринка, да, точь-в-точь.

С распродажей тел по всем шаблонам

На одну, без рекламаций, ночь.

Чувствую себя заблудшим волком

Я в плену у либеральных благ:

И боюсь дать повод кривотолкам,

И не адаптируюсь никак.

Все ж мечту лелею я подспудно:

Где-то есть и у меня друзья,

Хоть поверить в крепость уз мне трудно,

Да и поздновато, знаю я.

Но, как тот актер без режиссера,

Я скучаю в отпуске давно.