Людмила Кулагина - Радость и грусть бытия

Взамен людей сажать тут стали кукурузу,
И с пролетарием всех стран крепили узы.
А тем, кто враг и портил нам картинку,
Тому с трибуны – ух! – грозили мы ботинком.

Америку догнать и перегнать клялись намеренно,
Но помешало кое-что коню, а нынче – мерину.
Бежали резвой прытью к коммунизму,
Но прописал нам Лекарь свыше клизму.

С моральным кодексом хотели обойтись без Бога,
Но, видит Бог, как без Него мораль убога.
А дальше вкривь и вкось пошла бодяга:
Ко взяткам, орденам и поцелуям тяга.

Народ расползся по пивным, психушкам, кухням.
Забыв про повесть прежних лет: «Эй, ухнем!»
Проклюнулись в стране фарца и диссиденты –
Под «одобрям-с» и «бурные аплодисменты».

К красивой жизни приохотилась тогда верхушка
И к лобызанью Брежнева от пяток до макушки.
Из чтенья разрешали: Маркса, Ленина, Тацита.
Всеобщего была в стране проблема дефицита.

Потом – маразм, развал и перестройка:
Накрылась кое-чем социализма стройка.
Когда нам некто с меткою на лбу явился,
Наш СэСээР – «Колóсс Родóсский» – развалился.

Сбылась заветная мечта американцев –
Из пугала нас превратить в хамло и оборванцев.
Настал тут собственности новый передел:
Рай для хапуг, воров, бандитский беспредел.

Жить на Руси вольготно стали – дилер,
Банкир-магнат, юрист-«артист» и киллер.
А педагог, учёный, врач, поэт, писатель –
Подведены под общий нищий знаменатель.

Закон стал видимость одну иметь закона.
И расплодились всюду «оборотни» при погонах.
Вошли в законный бизнес: нелегальная фарцовка,
Блатной жаргон, бритоголовость, «распальцовка».

С «понтами» братаны теперь сидят в джакýзи,
Купаясь в «зелени», как шар, летящий к лузе.
Теперь, поверьте, мы устали удивляться:
Узнал «совок» [26], что значит «дурь», «ширяться».

Мутировало всё: и совесть, и продукты,
И в Думах думают за нас такие «фрукты»…
С моралью полный заключили мы консенсус.
И нашу глупость тщетно лечат экстрасенсы.

А что народ? И каковы народа чаянья? –
Напиться от непрухи, нищеты, отчаянья.
Конец истории, скорей всего, банальный:
Страна сойдёт на нет и станет виртуальной.

P.S. [27]

Простите мне, что речь не о заслугах, – о пороках, –
Душа болит! И нет в отечестве пророка…

Я не космополит, а патриот,
И Родину люблю с не меньшей силой.
Но времена пришли такие вот,
Что жить в отчизне страшно и немило.

Мне так же любы, как и всем из нас,
Родная речь, рябины и берёзы.
Войду ли в церковь, там иконостас
Во мне пробудит очистительные слёзы.

Люблю полей раздолье и простор,
Лесов озонных сень, грибную щедрость,
Лугов медовый клеверный настой,
И лун то полноту, а то ущербность.

Люблю разливы синих рек весной,
И майских птиц серебряные звоны,
И, лёжа под смолистою сосной,
Мечтою в небе утонуть бездонном.

Люблю зачин, вязь сказок и былин.
Люблю Руси величие былое,
Церковный звон, что лечит скорбь и сплин,
И подвиги монахов и героев.

Люблю поэзию и прозу прежних лет,
Не чýжды мне славянские надрывы.
Люблю друзей (иных уже здесь нет).
Но зреют скорбные в душе моей нарывы.

В ней грязь и ложь моей страны родной
Не жемчуг порождают, а карбункул.
Здесь нет уверенной надежды ни одной,
Здесь за границу едут, словно в бункер.

Народ мне мил, и вера дорогá.
Но участи иной желаю я народу:
Чтоб взял судьбу свою он «за рога»
И отчей веры пил святую воду.

Опять мне снился странный сон,
И так уныл, похож на явь он,
Где снова попран был закон,
И факт растленья духа явен.

Закон, что дышло, – говорят
У нас в народе. Точно, дышло.
Такое с ним сейчас творят,
Так крутят им, чтоб «круче» вышло.

Где правды, бедным, нам искать:
До Страсбурга, ох, как далёко.
Куда ни ткни, за «дышлом» – тать,
И дремлет «государя» око.

– Пиши, на самый верх пиши! –
Советуют в беде коллеги.
Костюм судьбы наш бедно сшит
Для справедливости телеги.

Здесь пристяжных такой анклав, –
Телег не хватит и оглобель.
И, если обречён «на сплав»,
Не вытащит тебя и Нобель.