Владимир Солоухин - Стихотворения

Пусть он не так уж и велик,

Ты у истоков родника

Не вешай от людей замка.

Душевной влаги не таи,

Но глубже черпай и пои!

И, сберегая жизни дни,

Ты от себя не прогони

Ни вдохновенья, ни любви,

Но глубже черпай и живи!

1949

Яблоня в нашем саду росла,

Очень крепкой она была.

Самой сладкой она слыла,

Самым белым цветом цвела.

Сучья тяжко к земле склонив,

Зрели яблоки белый налив.

Зубы врежешь — в гортани мед,

Теплым соком гортань зальет.

Вот покраснела в лесу листва,

Вот забурела в лугах трава,

Вот затрещали в печах дрова,

Я не перечу — зима права.

Онемела земля во льду,

Все мертво под луной в саду.

Снег подлунный и тот как лед:

Голубое сиянье льет.

С каждым часом зима сильней,

И до нежных живых корней

Уж добрался лютой мороз.

Спят деревья — не видно слез.

Все случилось в глубоком сне,

Не помог и глубокий снег.

Но расплата близка всегда —

В марте месяце с гор вода.

Забурлили ручьи-ключи,

Заиграли в ручьях лучи,

Раскрошились литые льды.

Теплый дождик омыл сады.

Так ударил расплаты час,

Но не все на земле он спас.

Что же, яблони, где ваш цвет?

Почему же и листьев нет?

Вы стоите черны-черны

Посреди молодой травы,

От дыханья самой весны

Не проснулись, деревья, вы.

Не сплетаются ветками,

Рос не пьют поутру,

Но, корявые, редкие,

Лишь гремят на ветру.

Подгнивают и падают,

На дрова их возьмут.

Больше солнца не надо им

И весна ни к чему.

Но выходят из семени

Клен, береза, трава.

У зеленого племени

Не отнимешь права.

Глубоки эти корни.

Начинается труд.

И побеги упорно

Пробивают кору.

Только выжить до срока,

Только на ноги встать,

Будет к солнцу дорога —

Ни согнуть, ни сломать.

Будут сильные листья,

Наливные плоды:

Только встать,

Только выстоять,

только быть молодым!

1945–1953

Журавли, наверно, вы не знаете,

Сколько песен сложено про вас,

Сколько вверх, когда вы пролетаете,

Смотрит затуманившихся глаз!

Из краев болотных и задебренных

Выплывают в небо косяки.

Крики их протяжны и серебряны,

Крылья их медлительно гибки.

Лирика полета их певучего

Нашей книжной лирики сильней.

Пролетают, радуя и мучая,

Просветляя лица у людей.

Годы мне для памяти оставили,

Как стоял я около реки

И, покуда в синем не растаяли,

Журавлей следил из-под руки.

Журавли летели, не синицы,

Чьим порханьем полнится земля…

Сколько лет уж, если спохватиться,

Не видал я в небе журавля!

Словно светлый сон приснился или

Это сказка детская была.

Или просто взяли обступили

Взрослые, серьезные дела.

Окружили книги окончательно,

Праздность мне постыдна и чужда…

Ну а вы, спрошу я у читателя,

Журавлей вы видели когда?

Чтоб не просто в песне, а воочию,

Там, где травы жухнут у реки,

Чтоб, забыв про мелочное прочее,

Все глядеть на них из-под руки.

Журавли!

Заваленный работою,

Вдалеке от пасмурных полей,

Я живу со странною заботою —

Увидать бы в небе журавлей!

1960

По дороге лесной, по широкому лугу

С дальнобойким ружьем осторожно иду.

Шарит ствол по кустам, озирает округу,

И пощаду в себе воплотив и беду.

Путь от жизни до смерти мгновенья короче:

Я ведь ловкий стрелок и без промаха бью.

Для порхающих птиц и парящих и прочих

Чем же я не похож на пророка Илью?

Вот разгневаюсь я — гром и молния грянет.

И настигнет стрела, и прощай синева…

Вот я добрый опять (как бы солнце проглянет).

Улетай себе, птица, оставайся жива.

Только птицы хитры, улетают заране,

Мол, на бога надейся, но лучше в кусты…

И проходит гроза, никого не поранив.

«Злой ты бог. Из доверия выбился ты!»

Впрочем, вот для разрядки достаточный повод:

На березе скворцы у скворечни своей;

Белогрудая ласточка села на провод,

Восхищенно глядит, хоть в упор ее бей.

Так за что ж ее бить, за доверие, значит?

Для того, чтоб она нелюдимой была,

Та, что даже детишек от взгляда не прячет

И гнездо у тебя над окошком свила?

Ты ее не убьешь и пойдешь по дороге,

Онемеет в стволе окаянный свинец…

. . . . . . . . . .

Пуще глаза, о, с громом и молнией, боги,

Берегите доверие душ и сердец!

1961